Третий круг рая

– Больше, конечно, у нас в городе некому помочь! И у самого проблем нет? – обозлилась вдруг я.

Он не ответил. Несколько минут мы оба молча смотрели в разные стороны: он – в окно, я – на подсвечник на столе. Слышны были только звуки со двора: визгливый лай какой-то мелкой собачонки и бубнящие женские голоса.

– Ты ничего обо мне не знаешь, – как-то обреченно произнес Георг, подняв на меня виноватый взгляд.

Глава 12

Как ни крути, это было правдой, и я кивнула. Георг тяжело вздохнул, но больше ничего не сказал, вдруг заторопившись уйти. Еще раз уточнив название района, где расположен наш дачный поселок, и записав телефон Сотника, он шагнул за порог, при этом забыв попрощаться. Но когда он делал пометки в телефоне, я успела уловить появившуюся на его лице легкую улыбку. Мне показалось, что фамилия Сотник ему знакома.

Погасив в себе порыв дернуться к кухонному окну, откуда был виден его «Хаммер», я вернулась в комнату. Да, до вчерашнего дня я не слышала даже имени Георг Фандо. И если бы ко мне не заявился перепуганный насмерть Тальников, не услышала бы, возможно, никогда. Выходит, мой бывший одноклассник, о котором я грезила столько лет, стал лишь посредником между нами, сам не ведая своей роли. Риторический вопрос, как я могла вообще его любить – жалкого, слабого, трусливого эгоиста, я задала себе, прекрасно зная ответ – любви не было. Тянуло к чужому, почти недосягаемому. Как к картине в музее: ценника нет, понятно, что не продается, а от этого обладать хочется еще больше. «Папа, ну сделай же что-нибудь! Ты же можешь!» – просила я отца, зная не понаслышке, что такое любовный приворот: к нему, вот в эту же комнату, постоянно приходили женщины разного возраста. Отец, потеряв работу коменданта дачного поселка, зарабатывал на хлеб с помощью магии и гаданий на Таро. «Могу, – ответил мне он. – Захар будет возле тебя всю жизнь. И вы оба будете несчастны. Он – оттого что не будет понимать, почему его к тебе так тянет, ты – от осознания того, что насильно привязала к себе. Поверь, тебе будет мучительно больно, но развязать этот узел без потерь невозможно. Я слишком люблю тебя, дочь, чтобы позволить тебе это самоубийство…»

Сейчас я всем, кто просит сделать приворот, повторяю эту отповедь отца почти слово в слово.

Тальников и его уже решенные проблемы отодвинулись в сторону, последней мыслью о Георге была «ему сейчас не до меня», с неизбежностью того, что должно произойти с Саней, я смирилась – в конце концов, детские дома в Германии не чета нашим. А вот отменить на сегодня прием двум девушкам я чуть не забыла. И еще остро чувствовала вину перед Татой. То, что она за это время ни разу не позвонила, говорило о нешуточной обиде. «Наберу часов в пять, сейчас в больнице по расписанию дневной сон», – подумала я, посмотрев на часы: два тридцать пополудни.

Положив в мультиварку половину курицы и залив ее водой, я включила режим тушения. Пока Тата лечилась, я практически не готовила, разогревая готовую еду из супермаркета. Но нежирный бульон «болезной», как себя окрестила сама Тата, варила регулярно.

…С Татой после ее окончательного переезда к нам отношения складывались непросто. Точнее, совсем не складывались. Сане шел второй год, ребенком он был суперактивным, громогласным и требовательным. Добиваясь внимания, басил долго и нудно. Мне он заниматься не мешал: я если и была дома, то терзала фортепиано, заглушая гаммами его рев. Маминому же спокойствию можно было позавидовать: не дожидаясь, пока Санины вопли перейдут в истерику, она бросала все домашние дела и занималась им. Горячий ужин в нашей семье был редкостью, питались мы по режиму Сани, то есть когда тому захочется. Ел он мало, но быстро, торопясь вернуться к игрушкам. Мама доедала за ним кашу или пюре, я с удовольствием делала любимый бутерброд с соленым огурцом и сыром. Довольны были все. До тех пор, пока однажды к нам не приехала избитая в кровь Тата. В тот день Саня вел себя на удивление тихо, маму не теребил, только искоса, с испугом поглядывал на практически синее от ударов кулака мужа лицо своей крестной мамы. Тата осталась у нас. Не уехала и после развода с мужем и размена их жилья. «Не могу одна, с ума сойду!» – заплакала она, разжалобив до слез и маму, и меня. Мы почти хором сказали: «Живи с нами». Муж ее увез сына на родину в Житомир, чему мы с мамой даже не удивились: шестнадцатилетний парень Тату ни во что не ставил, открыто восхищаясь отцом – известным тренером, мастером спорта по вольной борьбе.