– Поэтому более здравая идея, чем прислать полицейского, твою голову не посетила, – констатировала я, подхватывая плотно набитую вещами сумку Таты. – С чего бегство такое поспешное?
– Только не говори, что у тебя все в порядке!
– Не все. Но это не повод покидать больницу, не долечившись.
– Да все со мной в порядке! Перестраховщики! Хуже нет, чем попасть в лапы к коллегам. Ты от ответа не увиливай, рассказывай!
– Расскажу, наберись терпения. Есть хочешь?
– Обедала! – уже довольно резко ответила Тата и, опередив меня, распахнула дверь своей комнаты. – Заноси саквояж и садись, выкладывай. Что-то с мамой?
– Да, Таточка! Мама и Отто в госпитале с «короной». Отто в тяжелом состоянии. Саню должны забрать в детский дом. Когда я звонила, он ждал службу Югендамт. И я не могу ничем помочь! По документам я ему никто!
– Да… Новости… Но не паникуй. Во-первых, он в приют поедет на время. Веру и Отто выпишут, они его заберут домой. И не забывай, что Зоммер работает в полиции. К тому же, я уверена, Саня не единственный ребенок, который оказался в такой ситуации.
– У других есть родственники! Бабушки, деды и тетушки.
– Возможно. Но Сане тринадцать, вполне уже взрослый парень. Будем с ним на связи. Давно звонила?
– Утром. – Я уже набирала номер его мобильного. Саня ответил сразу.
– Ну, как он? – спросила Тата, как только я закончила разговор.
Как ни странно, ребенок был спокоен и даже весел. Доложив, что в комнате «таких бедолаг, как я» трое, он с юмором пересказал беседу с психологом. «Лянка, она реально не сечет, что я русский и меня не нужно успокаивать. Я не собираюсь ни колоться, ни спиваться лишь потому, что у родителей „корона“. И задерживаться надолго у них не планирую! Пока! Ты там не дергайся попусту!» – выдал он на прощание.
– В интернате, вроде не жалуется. Завтра можно будет позвонить маме, сегодня она без телефона.
– Ну и ладненько. Это же не все, да? Что еще произошло?
Я говорила, следя за реакцией Таты. Ее ненависть к Тальникову еще со школьных лет и по сей день казалась мне необъяснимой. Даже мама относилась к нему проще – махнув на него как несостоявшегося зятя рукой, она изрекла что-то вроде: «Весь в папочку, гнилая кровь, ну и черт с ними». При этих словах я горько разрыдалась, но насторожилась много позже – с чего бы к бывшему их с Татой однокласснику и его потомку такое отношение… небрежное? В школе, насколько я знаю, они числились друзьями. Все мои попытки выведать причину такой нелюбви к Петру Ефимовичу успехом не увенчались – мама молча отворачивалась, Тата злилась…
Наконец, подытожив, что Захар даже не позвонил, когда его отпустили из полиции, я замолчала. Выражение презрения на лице Таты было столь явным, что я все же задала ей вопрос:
– Может быть, поделишься, что у вас с мамой за тайна, связанная с семейством Тальниковых?
– Господи, да уже все быльем поросло! – попыталась увильнуть она.
– Тата, я не отстану, – пригрозила я и, воспользовавшись паузой, схватила ее за руку.
– Эй! Мы договаривались, что ты не будешь применять свои штучки ко мне! Ладно… Как ты знаешь, наша троица – я, мама Вера и Тальников – числилась не на лучшем счету в школе. Все трое росли без отцов, что, по мнению директора и учителей, и было главной причиной нашего нестабильного поведения. – Тата усмехнулась. – Хотя учились мы неплохо. А вели себя независимо – в авторитете у нас ходили несколько педагогов, но никак не наша классная и директор. Стойко игнорируя тех, кого не уважали, часто сбегали с их предметов. Подростковая дурь выветрилась мигом, когда мы поняли, что до поступления в институт остался год. Мне кровь из носу нужна была химия – я собиралась в мед, Вере – история, Петьке – физика. Все три предмета, точнее учителя, были в нашем «черном списке». Соответственно, посещались редко. Меня тогда охватила паника: денег на репетитора у моей матушки не было, а четверка в аттестате для меня не вариант. Вера, самая из нас усидчивая, взялась за учебники. А Тальников… Выяснилось, что он уже год занимается с нашей училкой по физике дома, его мать оплачивает дополнительные уроки.
– И в чем преступление?
– В том, что он – тихушник! Это был первый звоночек, что Петька – лицемер. Не ухмыляйся. Лицемерием выстлана дорога к подлости. Вот он позже и показал себя подлецом: пел мне, что любит, а спал с другой. Нет, не так – с другими. Я же берегла себя… для первой брачной ночи с ним. Твоя мама пыталась мне мозги вправить, но куда там. Позже, когда Петр «нагулялся» – так и заявил мне, представь, – решил жениться. Опять клятвы в верности. Ночь была прекрасна… А потом… Он – в загс с матерью Захара, а я – в клинику на аборт. Ни о чем не напоминает?
– И я узнаю об этом только сейчас…
– А был ли смысл тебе рассказывать? Единственное, что ты бы ответила, – что Захар не такой, то бишь дети за отцов не в ответе. Ты тогда бредила им, не помнишь?
Я помнила. Да, история банальна, и она повторилась. Радовало одно: на месте Таты была не мама.
– Это еще не все, Лянка, – услышала я тихий голос. – Когда я к вам приползла с синяками… Знаешь, с кем я мужу изменила?