Третий лишний(СИ)

    - Я рассказывал тебе, что Маргарет Марвел весьма своеобразная особа, склонная к истерикам и истерическим порывам, кроме того, она крайне скупа. Именно этим и объясняется отсутствие у Эммы приличного платья, а не ленью.

    - Я даже подумать не могла, что леди бывают такими невоспитанными и невоздержанными. Боже, как неприлично! - произнесла Кэтрин Гриндл, закатив глаза к верху. Это был один из любимых ее жестов, показывающих крайнюю степень чего-либо. - О, если бы я только знала... - начала она оправдываться перед мужем, возбужденно схватив его за руку.

      - Не волнуйся так, дорогая! Я знаю, какая ты отзывчивая и щедрая. - прекратил супруг ее оправдания. Если бы он ее не прервал, ему предстояло бы с пол часа слушать гневные тирады  и обличительные выпады Кэтрин. Зная об этом, он решил не доводить до этого ситуацию. - Думаю, что из пары не нужных платьев Эмма вполне сможет сделать себе приличное платье и нам не придется краснеть за ее вид. Кроме того, только представь, какая значительная, нет, какая огромная разница будет видна в отношении к прислуге, если в обществе заметят, как станет выглядеть Эмма.

       - Ты как всегда прав! - с восхищением произнесла Кэтрин. - Ты такой добрый, Айзек!

       После чего от умиления у нее на глазах выступили слезы, которые она смахнула красивым платком, украшенным вышивкой и кружевом и сильно надушенным духами. По столовой распространился цветочный аромат, перебивший в столовой запах еды.

      - Моя милая, это так не учтиво обсуждать прислугу в ее присутствии.

     - Прости, я так расстроилась, что совсем забыла о присутствии Эммы, прости меня.

     - Ну, что ты, - утешал ее Айзек. - как я могу сердиться на такого ангела.

     Мистер Гриндл улыбнулся супруге и еще раз поцеловал ее руку, а потом, убрав салфетку, встал из-за стола. Покидая комнату, он прошел мимо Ханны и она заметила его взгляд, в котором читалась торжествующая усмешка.

      - К чему бы это? - пронеслось в ее голове.

Глава 8

   Мистеру Гриндлу нравилось работать в своем кабинете, расположенном на втором этаже. Огромные книжные шкафы из темного дуба, раскинувшиеся на две стены, высотой под самый потолок, большой рабочий стол с до блеска отполированной поверхностью, тепло камина в холодные вечера и настоящий персидский ковер, украшавший комнату и приглушавший звуки - все это давало ему почувствовать свою успешность, которой он наслаждался. Раньше Айзек не понимал, что имел, но после того, как лишился состояния, а потом вновь обрел, стал особенно остро ценить и наслаждаться успешностью.

    Кабинет был тем местом в доме, где он мог быть собой, не опасаясь наставлений супруги. Заперевшись в комнате, Айзек мог достать из портсигара, с изображением обнаженной красотки, сигару и закурить, неспешно выпуская кольца дыма и неспешно наслаждаться этим. Мог ставить книги в том порядке, как ему заблагорассудится, не опасаясь истерик Кэтрин. Здесь он хранил и некоторые другие вещи, о существовании  и назначении которых супруга не должна была знать. Когда дверь в его кабинет была заперта, все в доме знали, что тревожить хозяина нельзя.

   Назло супруге, ему доставляло удовольствие делать то, что привело бы ее в трепет и ужас. Наперекор ее ханжеству ему нравилось пить виски и выругаться неприличными словами, читать вульгарные издания и рассматривать порнографический журнал "Жемчужина" или другие эротические открытки. Ему вообще нравилось быть плохим. Еще в пансионе, где за любые шалости воспитанников нещадно били розгами, он ощутил, что не такой как все. Если другие ученики боялись и всеми силами старались избежать порки, то Айзеку наказание розгами было по нраву.

    Обычно экзекуцию проводила мадам Верне, супруга директора пансиона, с тяжелой рукой и полным отсутствием снисхождения к наказуемым. Когда по субботам перед ней выстраивалась вереница воспитанников, она надевала чистое платье, долго выбирала розги и, только вволю насладившись страхом нерадивых учеников, приступала к процессу самого наказания.

    Вскоре мадам Верне заметила, что Айзек не выказывает страха перед ней, и оказалась в некотором замешательстве. После раздумий, она решила, что суровая порка в следующую субботу вернет ему почтение и страх, и отобьет  тягу к шалостям и невежеству.

   Когда последний удар розгой был обрушен на его красные с кровавыми подтеками ягодицы, мадам, раскрасневшаяся от физических усилий, велела подняться ему со скамьи и приготовилась прочитать нравоучительную отповедь, однако к ее огромному удивлению и смущению, она заметила, как у наказанного воспитанника в области паха натянулись штаны. Мадам застыла в смущении и не нашлась, что сказать.

   Через неделю, когда для Айзека вновь пришло время получить по заслугам за свои проделки, к его огромному удивлению, мадам Верне улыбалась, нанося ему удары, но теперь делала это не так сурово. Разве мог он подумать, что эти события юности врежутся в его память и столь сильно повлияют на его пристрастия?