Третий пир

— Я? Убивать? Никогда! Просто помочь осуществить желание.

— А как?

— У вас поясница прошла?

— Прошла.

— Совсем?

— Совсем.

— Вот так. Боль переносится на другого.

— И смерть?

— Конечно. С того, кто не хочет умирать, на того, кто хочет. Вот в чем заключается истинная справедливость. Вы говорите: гениального ребенка на всю жизнь напугали предрассудком. И всех так, и гениев, и дураков, атеистов даже. Атеисты трясутся, честное слово! Разве это дело? Разве так можно жить?

— Вы хотите сказать: человек живет потому только, что боится смерти?

— Несомненно. Иначе зачем бы он мучился? И страх основан на незнании.

— А вы-то знаете?

— Знаю.

— Ну?

— Если мы все — все человечество, добровольно и свободно — «возьмемся за руки, друзья» и покончим — и там ничего не будет. Абсолютно ничего. Задача в том, чтобы прервать этот порочный круговорот, я имею в виду — жизнь. Над этой задачей работали лучшие умы, в тысячелетних муках был наконец рожден социализм (великолепное самоистребление), но по роковой ошибке его занесло не в ту страну (основоположники предупреждали). В отсталую державу, где нет и не было никогда настоящего железного порядка для претворения целей в их чистоте и полноте.

— То есть не всех угробили?

— Да, жизнестойкость удивительная.

— Ваша теория забавна, доктор. — Критик задавал вопросы, забавляясь. — Но как же случилась роковая ошибка?

— Один человек заболел — вовремя, по плану, из высших расчетов. А его вылечили, нет, не совсем, подлечили, но… Подробно объяснять — колыхать запредельный аспект бытия, нельзя. Словом, целая цепь обстоятельств, в результате которых больной захватил власть не там, где надо. А в Германии все было подготовлено, и народ — тоже стойкий, но аккуратный законодательный, законопослушный народ.

— Чем болел больной?

— Сифилисом.

— А, так вы о…

— Да, да. Но главное — эта зараза (бациллы бешенства) сумела напугать всю планету, и блестящий эксперимент не удался. Теперь надежды только на третью мировую.

— А она будет?

— Обязательно. Сначала, как положено, гражданская, потом мировая. Все к этому идет.

— Но не придет, — возразил критик серьезно. — То есть может случиться и очередная мировая, но род людской не пресечется. Ну хотя бы потому, что не проповедано Евангелие Царства по всей земле. Или вы в это не верите?

— Я во все верю. Он был сильный экстрасенс, посвященный…

— Тьфу ты!

— Ну, целитель, учитель — неважно. Евангелие уже проповедано по всей земле миллиардными тиражами на полутора тысячах языках. Что его не все восприняли — это другой вопрос.

— Мне с вами трудно спорить, — признался критик. — Я не богослов.

— Я тоже, знаете.

— Но вам опять не удастся, — продолжал голос снизу из тьмы. — Потому что вы сами сосредоточены на смерти, ищете ее…

— Это ложь и ложь!

— Нет, полной и окончательной победы вам ни разу… — вдруг замолчал.

Вэлос спросил кротко:

— В шейный позвонок вдарило? Сейчас пройдет. Прошло? То-то же.

— Но это вовсе не доказывает, — заговорил критик после паузы, — что все ослабло, все ослабли, связи порваны. Один светлый ум пишет изумительную, вещь, где картины Откровения переплетены с тканью повседневности, сверхреальности с реальностью…

— Что за ум? — Вэлос свесился со своей полки. — Как фамилия?

— Если б и знал, не сказал бы.

— Да я знаю, знаю. Вам-то кто донес, а? Символист, а?

— Не знаю никакого символиста.