Третий пир

К ночи, уже дома, Митя несколько отошел. Обыскивать общежития безнадежно, их слишком много, и может быть, она живет где-то на квартире. Но она непременно должна прийти в университет, когда вывесят списки поступивших: а вдруг в этом году другой проходной балл? Хоть бы другой!.. Он кое-как прожил неделю, явился к семи утра, к десяти открывали двери, ее не было, его фамилия безрадостно красовалась где-то в середке, ее нигде не было! Он приходил еще три дня, сидел на лавке против входа до вечера, до фонарей, до обольстительных сумерек, печального и горьковатого аромата табака с полукруглой клумбы и еще какого-то цветка, тревожного, распускающегося к ночи (Ночная красавица? Ночные красавицы прохлаждались возле «Националя» в ожидании клиентов, он, уже по привычке, окидывал каждую взглядом, проходя, думая: и это женщины, и живут с нею на одной земле, и как все это совмещается, и какая неотразимая бездна — женская душа). Душа? Я ничего не знаю о ее душе, но вот губы (пунцовые, дрожащие, что-то беззвучно шепчущие) и поворот лица (когда она вдруг повернется на миг, что-то скажет и вспыхнет), руки, я совсем забыл про руки, нервные сцепленные пальцы, длинные, загорелые на коленях, плотно сжатых под ситцевым подолом… а если она распустит волосы?.. Митя бросался с постели к письменному столу, закуривал в жгучей тьме, расхаживал по комнате, думал. Какая трагедия, в чем? Думать надо, молодой человек, думать. Во-первых, она сказала: «Ведь я больше не увижу вас». Она сказала так! Более того, во-вторых, она назвала его «Митя», да, она сказала: «Митя, спасибо вам, но я никогда не выйду замуж». Стало быть, она знала его имя (тут его вовлекало в мистические сферы с потусторонним предопределением, они родились в один день и прочее, но он с сожалением отмахивался, понимая: просто слышала, как кто-нибудь из его группы простецки орал на весь коридор — комсомольский стиль: «Митька! Как английский, о'кей?»). Но ведь слышала, значит, слушала, следила за ним — а он-то!.. полудурок с зелеными человечками — где живет? на каком свете? о московской ли прописке с ней говорить? Только Песнь Песней — приблизительно, ослепительно: «Как ты прекрасна, любимая моя!..»

Ладно, это слишком больно. Главное (ключ к загадке) — в другом: она верующая и не может выйти замуж. Фантастика! Это какая ж изуверская секта завлекла е' в свои сатанинские нети? Митя по ходу дела занялся расколом и сектантством (в Историчке марксистскую чистоту не блюли и давали что попало) — и ахнул: такая подземная дремучая Русь поперла, сжигаясь, беснуясь в исступлении, оскопляясь во славу Всевышнего… Больше всего изумили нетники: ничего нет, ни того света, ни этого, и не было никогда, и не будет, и надо срочно заготовлять гробы (позже, всерьез занимаясь философией, убеждался: все это уже было в магическом озарении — ослеплении? — сверхчеловеческой народной стихии, в какой-то таинственной точке соприкасавшейся с лучом небесным; а надо всем этим, над окровавленным отроком-наследником затрясся Гришка Распутин — как завершение, как итог, после чего в России и впрямь остались одни нетники: ничего нет, и в платоновском — не «Пире», а «Котловане» — гробы уже заготовлены). Ничего нет на поверхности под знаменами, а в глуби? Он, конечно, готов взять ее любую, но… только не хлысты и не трясуны, нет, нет, это чересчур, он будет бороться.

Бороться? Как бы найти! Как? Пусть он дурак-идеалист, пусть, но если она действительно верует в Иисуса Христа, Он должен помочь — для этого случая Митя сочинил молитву:

«Иисусе Светлейший, Сыне Божий, припадая к драгоценным стопам Твоим, я, неверный и недостойный, молю и молю: верни ее мне, и душа моя — Твоя навсегда. Взамен же забери Свой дар (если это Твой дар), потому что без творчества я могу прожить, а без нее — нет. Господи, Радость моя, докажи Свое могущество, докажи: Ты есть!»

Все было доказано, и дар его остался при нем (жертва не была принята, стало быть, он должен писать, зачем-то и кому— то это нужно). Но все это случилось позже, к зиме, а пока Митя, уже студент, исчезал время от времени (а Сашка, друг, староста курса, покрывал), срывался в старолитературный город, где расстреляли его деда и где жила она.