Третий звонок

И все это почти апокалипсическое утверждение говорит о природе еще живого мира и о природе человеческих конфликтов. Одно понятие «природа» перетекает в ее другую ипостась. Мрачная трагедия, рассказывающая об интригах и всевозможных предательствах, о нарушении всех заповедей Нового Завета: не убий, не укради, не возжелай, et cetera, трагедия, где надругательство, пытки, выкалывание глаз, повешение и убийства ни в чем не виноватых и гора трупов в конце. Уничтожено все семейство Лира: поубивали друг друга преступницы и своего рода близнецы, старшие дочери Лира Регана и Гонерилья (одна из них, правда, закололась сама в порыве запоздалого раскаяния, но это дела не меняет. Все равно она скорее не жертва, а активная участница кровавых интриг в борьбе за власть и животные, плотские и беззаконные наслаждения), повешена, предательски удавлена в тюрьме младшая, любимая отцом Корделия и наконец, отмучившись и отмыв свои грехи, скончался и старик Лир. А до того еще смерти Глостера, Корнуэла, слуги и царедворца Освальда, гибель Эдмонда и еще, и еще нам неизвестных и погибающих в междоусобной бойне солдат разных лагерей и стран. Трагедия заканчивается грустными и жесткими словами герцога Альбани:

Какой тоской душа ни сражена,

Быть твердым заставляют времена.Последуем примеру этой тени

И в долголетьи и в долготерпении.

Долготерпение, терпение – чрезвычайно важные слова и понятия для понимания этой вещи Шекспира. Долготерпение ветхозаветного Иова и терпение как знак добродетели в новом христианском смысле.

«Что неотложно нужно мне? Терпенье – вот в чем нужда. Терпенье нужно мне», – твердит оскорбленный отношением к его королевской особе и сединам старик-отец в сцене со старшими, восставшими против отца Гонерильей и Реганой. В этом гордеце уже начался процесс работы души и ума. Так постепенно он от ветхозаветного переходит к христианскому мировоззрению. Скоро будет буря, его покаяние и требование Лира к всенародному покаянию, а там и молитва к Христу, может быть, впервые за его долгую жизнь.

Я лишь бегло пока набросал штрихи к психологическому и философскому портрету изменяющегося по ходу пьесы великого старца Лира. Повторюсь: играть, проживать эти изменения – самое интересное в этой потрясающей роли, во всяком случае для меня, одного из его многих толкователей.

Я видел много Лиров. А когда вплотную подошел к роли, стал воскрешать в памяти и когда-то увиденное, и, что возможно, посмотрел на кино– или видеопленке. Я пересмотрел все, что удалось достать: и кинофильм Г. М. Козинцева с Юри Ярветом, и фильм (к сожалению, не спектакль 1964 года) Питера Брука все с тем же Полом Скофилдом, и телеверсию Лира-Оливье, который снимался в этой роли глубоким стариком, едва ли не старше самого Лира, и видеозапись знаменитого спектакля итальянца Джорджо Стрелера, о котором до того лишь читал в рецензиях, и, что значительно важней, разбор этой пьесы Шекспира – в книге самого Стрелера.

Видел я достаточно примитивные версии Лира, снятые в 90-х годах в Англии, документально-художественный немецкий вариант, где была зафиксирована игра немецких исполнителей, две из которых были женщины-актрисы, судя по всему достаточно знаменитые старухи в этой мужской роли. Что поделаешь, хороших ролей для стариков, а в особенности старух, немного. Вот поэтому, как я полагаю, и особы противоположного пола хватаются за эту роль.

Я далек от мысли объять необъятное и, пересказывая, размышлять обо всем, увиденном мною. Выберу лишь самое важное и не обязательно меня убедившее из этой горы материала.