Три Александра и Александра: портреты на фоне революции

Конечно, в «Стихах о Прекрасной Даме» ещё много юношеского, невнятного. Ощутимы следы внешних влияний, местами – надуманность и выспренность, идущие от соловьёвствующих «аргонавтов». Условно-многозначительные образы (золото, терем, келья, ворожба, огни, заря, закат, мрак) утоплены в неопределённости (кто-то, где-то, чей-то, неразгаданный, неведомый). Бесспорных шедевров немного; зачастую стихотворения, взятые по отдельности, не производят того впечатления, которое остаётся от чтения книги в целом. Целое здесь вообще сильнее частного. Однако нет сомнения, что «Стихи о Прекрасной Даме» – сильный и оригинальный дебют. Это поэзия ожидания и предчувствия. Самое главное: эти стихи заставляют взглянуть вверх, в бесконечность. Они беспокоят душу и манят её в таинственные надзвёздные бездны.

Но к тому времени, когда книга вышла и когда стали слышны отголоски произведённого ею в литературных кругах шума, Блока волновали уже другие темы, в душе его играли другие мотивы.

Летом 1904 года назрел и к началу следующего года осуществился его разрыв с «аргонавтами». Собственно, формального разрыва с его стороны не было, был только тихий, но неумолимый уход от служения соловьёвскому наследию. Этим особенно был оскорблён Сергей Соловьёв, фанатик софиологической догмы. Но и Андрей Белый, состоявший в активной переписке с Блоком и по приезде в Петербург чуть ли не ежедневно бывавший у него дома, в Гренадерских казармах, всё настороженнее воспринимал новые стихи Блока.

Между тем вокруг поэтов, мечтателей и мистиков кружились новые грозные вихри. Утром 9 января 1905 года Андрей Белый приехал в Петербург – и едва выйдя из поезда, ощутил необыкновенность происходящего в столице.

Андрей Белый. Из воспоминаний об Александре Блоке:

«…Ещё на Николаевском вокзале парикмахер, бривший меня, сообщил, что сегодня рабочие пойдут к царю с требованием их принять, что они правы, что дольше так жить нельзя. Тон этих слов лежал на всём, – на том, как прохожие оглядывали друг друга, чувствовалось что-то чрезвычайное; полиции нигде не было видно; отряды солдат, поскрипывавшие по морозу, тащились с походной кухней, дымя в мороз. Всё это поразило меня на Литейном мосту. Наконец, я был в Гренадерских казармах… Умывшись с дороги, я тотчас отправился к Блокам и нашёл их всех… в сильном волнении… Александра Андреевна беспокоилась за мужа, вынужденного долгом службы защищать какой-то мост и вместе с тем с глубоким отвращением относившимся ко всем видам репрессий…

А. А. более волновался тем, что будут расстрелы и выражал своё возмущение по адресу правительства, превращавшего манифестацию в восстание».

События этого дня, вошедшего в историю под именем Кровавого воскресенья, не затронули напрямую семью Блоков. Но оставаться по-прежнему в таинственном приделе Иоанна, хранить огонь лампад – было уже невозможно. В России начиналась революция. Впрочем, предчувствие великих потрясений – земных, а не небесных – томило Блока уже давно, заставляя решительно менять художественную манеру, образный строй и тематику стихов.

Ещё в марте 1903 года, когда ничто ещё не предвещало великих потрясений, он пишет неожиданное:

– Всё ли спокойно в народе?

– Нет. Император убит.Кто-то о новой свободеНа площадях говорит.

В конце того же года сквозь лирико-мистический звёздный туман прорываются остро-социальные «Фабрика» и «Из газет». Последнее стихотворение, написанное в реалистической манере неровным размером, приближающимся к свободному (акцентному) стиху, с использованием приблизительных и неточных рифм, свидетельствует о поиске новых стихотворных форм. В 1904 году Блок пишет поэму-цикл «Её прибытие», произведение в целом неудачное, незавершённое, насыщенное выдуманными образами и условным пафосом, однако же вдохновлённое смутно-напряжённым ожиданием великих перемен. В это же время в его творчество вторгается новая тема: Город. Огромный Петербург, новое воплощение апостольского Рима и апокалиптического Вавилона, двуликий град, святой и грешный, мир блестящих витрин и тусклых фонарей, рождающих чудовищные тени, тёмный лабиринт людских пороков и страданий – становится действующим лицом стихов Блока. Преодолевая мистическую риторику, отодвигая в сторону вымышленные книжные образы (красных карликов и лучезарных жён), на первый план выходят и говорят новым языком новые персонажи: красный комод, рыжее пальто, собачьи уши, фабрика, дощатый забор, площадная проститутка, её клиент с пробором в волосах, митинговый агитатор, хмурые рабочие, пьяницы с глазами кроликов…