Три Александра и Александра: портреты на фоне революции

Поиск нового и предчувствие великих перемен порождают в стихах Блока ещё одну тему. С января по октябрь 1905 года он пишет стихи, собранные позднее в цикл «Пузыри земли». Фантазийные, сказочно-весёлые и причудливо-печальные образы этих стихов – болотные чертенятки, колдун, русалка, светляки, Весна, Царица, Эхо – свидетели неустойчивости, странности окружающего мира, в котором добро и зло, прекрасное и безобразное смешиваются, совокупляются, меняются местами. Необычайность содержания раскрепощает форму: эти стихи становятся для Блока лабораторией стиховедческих открытий. Сложные ритмы, вольные стихи, игра строф, чередование размеров, эксперименты с рифмами – всё это придаёт мастерству Блока свободную завершённость. Но настроение этих стихов тревожно.

Продолжением «Пузырей земли» становится «Ночная фиалка» – магически-чарующее повествование, уводящее героя и читателя в инобытийный мир, в котором столетья проходят как единый миг и заветная прялка в руках некрасивой девушки прядёт нить: ожидание нечаянной Радости, противопоставленной здешнему тягостному миру.

Засим следует «Балаганчик» – сценическое произведение в стихах и прозе, жанр которого невозможно определить: печальная комедия, гротескная трагедия, пародия на собственную жизнь, поэма о разрушении прекрасных иллюзий, о безысходности «картонного» бытия… В «Балаганчике» темы и образы «Прекрасной Дамы» явлены в кукольном действе площадного балагана, но и балаган-то не подлинный, выдуманный; всё в нём не то, чем кажется, а истинны только неистинность картонных фигур и щемящая боль потерявшего Коломбину Пьеро.

Блок меняется. Возвышенно-условное, статичное единство «Стихов о Прекрасной Даме» расколото; в стихах 1904–1906 годов всё отчётливее проступает мотив трагической неуравновешенности мира.

Вокруг творится великое: Русь взвихрена в буре первой революции. Цусима; восстание на «Потёмкине»; взрывы эсеровского динамита; противоречащие один другому царские манифесты; миллионные стачки и стотысячные митинги; кровавые бои в Москве; красные знамёна на баррикадах и черносотенные погромы… Раскол нации и трагическое противостояние общественных сил – вот главный итог этих двух лет. Но и в личной жизни Блока в это время разыгрывается своя революция, свой раскол, своя трагедия.

Уже в 1905 году наметился, а в 1906 году стал явью семейный разлад.

Это – очень странная история. Странная прежде всего потому, что в ней совершенно немыслимым образом перепутано Божье с человеческим, высокое с низким, гениальное с заурядным. Они любили друг друга, и между ними установилась неразрывная жизненная связь, но «в плоть едину», как заповедано супругам в Писании, они не смогли соединиться. Двойственность Блока в этом удивительном браке проявилась вовсю. Его простая земная сущность требовала любви тоже простой, человеческой, с домашним уютом, налаженным бытом, детьми. Для этого существовали все условия: дом, материальная обеспеченность, общественное положение. Окружающий мир как будто говорил Саше и Любе: «Живите и будьте счастливы!» Но вторая, надзвёздная, тёмная и крылатая душа Александра Блока рвалась прочь из чертогов счастья, отвергала земные отношения, требовала трагедии. По сути дела, любимая жена оказалась отвергнута им; ей предназначалась близость духовная, но она лишена была близости телесной. В эту неестественную коллизию вмешалась ещё и третья сила в лице Бориса Бугаева, Андрея Белого, человека гениального, неудержимого и неуравновешенного до сумасшествия. Борис Николаевич начал с того, что, пристально вглядываясь, принялся искать в облике жены друга черты Лика Жены, облечённой в Солнце. Нашёл. Постепенно влюбил себя в этот образ. И затем с неистовой, всеразрушающей силой обрушил свою влюблённость на Любовь Дмитриевну.

Весь 1906 год прошёл в напряжённейшем развитии тройственного безумия. По милости Андрея Белого, неспособного держать свои переживания при себе, в семейную драму Блоков оказались втянуты многие лица. Не только близкие друзья, такие, как кроткий и молчаливый Евгений Иванов (надёжный конфидент и поверенный всех действующих лиц), но и посторонние любители вмешиваться, судить и сплетничать, включая Брюсова, Мережковского, Гиппиус. Тайное стало предметом всеобщего обсуждения. В литературных кругах едва не заключали пари: сбежит ли Любовь Дмитриевна от Блока к Белому или нет. Блок сохранял внешнее спокойствие, но внутреннее напряжение росло, восстанавливать душевное равновесие приходилось в загулах. Всё чаще его видят по ночам в ресторанах и иных злачных местах Петербурга. Вторая жизнь Блока чёрной нитью обвивала первую, светлую, и это всё заметнее отражалось в творчестве.