Три Александра и Александра: портреты на фоне революции

Любовь Дмитриевна осталась с мужем; Блок благополучно сдал итоговые экзамены в университете; Андрей Белый побезумствовал и уехал за границу. Летом 1906 года Блоки наконец покинули квартиру в Гренадерских казармах и поселились отдельно, в небольшой квартирке на Лахтинской улице. Здесь продолжается цикл «Город», здесь пишутся драматические поэмы «Король на площади», «Незнакомка», здесь начинается «Снежная маска».

VII

В 1906 году Блок – уже известный поэт, его имя всё чаще называют в ряду имён лидеров символизма: Бальмонт, Брюсов, Андрей Белый, Сологуб, Мережковский, Гиппиус, Блок.

В это время в Петербурге появляется новый центр литературно-художественной и вообще необыкновенной «сверхчувственной» жизни: квартира поэта, философа-«мистагога»[18] Вячеслава Иванова в доме на углу Таврической и Тверской улиц. На верхнем мансардном этаже в круглом зале угловой башни по средам поздним вечером начинались и под утро четверга заканчивались многолюдные бдения. Произносились доклады, звучала музыка, читались стихи. Вячеславу Иванову удалось превзойти Мережковских: среды «на Башне» собирали положительно всех примечательных людей творческого Петербурга – от тонких эстетов, подобных поэту и музыканту Михаилу Кузмину, до проповедников социал-демократии вроде Луначарского или Горького.

Конечно, и Блок был приглашён, и стал одним из постоянных посетителей «Башни». Здесь он читал стихотворение «Незнакомка».

По вечерам над ресторанами

Горячий воздух дик и глух,И правит окриками пьянымиВесенний и тлетворный дух…

Возможно, именно во время этого чтения присутствующим стало ясно: вот он, великий поэт. Стихотворение поистине гениальное: реальный и сверхреальный планы соединяются в нём, создавая до потрясения конкретный образ хозяйки души человеческой, уводящей её, душу, за пределы этого невыносимого земного антуража. Под вуалью посетительницы ночного ресторана, «дамы сомнительного поведения», поэту, и только ему одному, открывается нетленное сокровище, путь в бесконечность, очарованная даль.

И перья страуса склоненныеВ моём качаются мозгу,И очи синие бездонные

Цветут на дальнем берегу.

Читал он своеобразно, глуховатым голосом, почти без интонаций, но его чтение оставалось в памяти слушателей надолго, навсегда.

Борис Зайцев (очерк «Побеждённый»):

«Стихи читал, как полагалось по тем временам, но со своим оттенком, чуть гнусавя и от слушающих себя отделяя – холодком. Сам же себя туманил, как бы хмелел».

Андрей Белый («Воспоминания об Александре Блоке»):

«Лицо его делалось при чтении соответствующим голосу: оно окаменевало, становилось строже, худее, очерченное тенями».

Сергей Владимирович Штейн, литератор. Из «Воспоминаний об Александре Александровиче Блоке»:

«Его голос звучал глухо, что сообщало его декламации особенно таинственный, сокровенный смысл. Он не смотрел на нас, – казалось, он нас и не видел, весь уйдя в себя».

Владислав Фелицианович Ходасевич, поэт. Из книги «Некрополь»:

«Слова он произносил очень медленно, связывая их едва уловимым напевом, внятным, быть может, лишь тем, кто умеет улавливать внутренний ход стиха. Читал отчётливо, ясно, выговаривая каждую букву, но при том шевелил лишь губами, не разжимая зубов. Когда ему хлопали, он не высказывал ни благодарности, ни притворного невнимания. С неподвижным лицом опускал глаза, смотрел в землю и терпеливо ждал тишины».

Евгений Иванович Замятин, писатель. Из «Воспоминаний о Блоке»:

«Голос какой-то матовый, как будто откуда-то уже издалека – на одной ноте. И только под конец, после оваций – на одну минуту выше и тверже – последний взлёт».

Для Блока настало время шедевров. Они рождаются и уходят в вечную жизнь: «Девушка пела в церковном хоре», «Незнакомка», «Придут незаметные белые ночи»,

«Окна во двор», «В октябре», «На чердаке»… В январе 1907 года выходит из печати второй сборник стихов Блока «Нечаянная радость» (издательство «Скорпион»). Известность его стремительно растёт, превращаясь в славу.

Решительным шагом на этом пути стала постановка «Балаганчика» в театре Веры Фёдоровны Комиссаржевской. Театр искал новых путей, нуждался в своём оригинальном репертуаре. Всеволод Мейерхольд, только что ставший режиссёром в этом молодом театре, выбрал для постановки странную, необычную, написанную вне драматургических канонов пьесу Блока. Постановка была столь же необыкновенной для того времени, как и пьеса: в условных декорациях, с картонными костюмами, с ярко загримированными лицами-масками актёров. Премьера состоялась 30 декабря. По завершении спектакля свист, овации, крики «браво!» и «позор!» слились в единую симфонию. В последующие дни газеты и журналы запестрели ругательными рецензиями. Это была, пожалуй, уже настоящая слава.