Три билета в кино

В июне 2002 года мы еще не знали, что любимая группа через несколько месяцев распадется и возможность вновь увидеть их на одной сцене представится ох как нескоро; мы не подозревали, что наступит день, когда высокоскоростной интернет изменит нашу жизнь и воплотит в реальность то, что сейчас было даже сложно представить; все станет настолько компьютеризировано, что, если бы мы оказались в схожей ситуации лет через пятнадцать, цифровые базы данных и технологии сделали бы авантюру по спасению Василисы невозможной. В начале двухтысячных мы ничего не слышали о полиамории и не боялись того, как наши чувства и желания разобьются о реалии этого мира, словно созданного, чтобы всё делить на два.

В тот момент всего этого не существовало, а были только мы, счастье, попкорн и три билета в кино, которые я хранил в своем бумажнике и бережно перекладывал из нейлоновых кошельков на липучках в недорогие, но внешне будто бы солидные дерматиновые портмоне, чтобы сегодня эти билеты, которые потерты настолько, что надписи на них почти не читаются, выглядывали из моего кожаного бумажника, который должен быть у каждого уважающего себя тридцатилетнего мужчины.

2004 год

Кто видит сны и помнит имена,Кто слышит трав прерывистые речи,Кому ясны идущих дней предтечи,

Кому поет влюбленная волна.Максимилиан Волошин. Corona Astralis. Сонет 12

Саша

Меня било, будто в лихорадке. Теплые руки Василисы скользили по моим плечам, а я, уткнувшись в ее шею, настойчиво целовал мягкую кожу, хотя хотелось впиться зубами – настолько острым было желание. Подняв голову, я наткнулся взглядом не на большие карие глаза, а на голубые, почти прозрачные, зенки моего лучшего друга. Шельмов торшер, что-то определенно вышло из-под контроля. В объятиях я сжимал Жеку, который был вроде как и не прочь. Не успел я выкупить, что вообще происходит, как друг, тихо простонав, наклонился и облизал мою шею. Жека. Облизал. Мою. Шею. И я бы заржал что есть мочи, если бы… если бы… Додумать я не успел, потому что в районе шеи началась какая-то мокрая возня и Жека пробормотал голосом Василисы: «Блинчики с шоколадными каплями было бы чудесно».

Я распахнул глаза, потный, со сбившимся дыханием и очевидной проблемой в штанах. В комнате царил полумрак, только-только начало рассветать. Я попытался встряхнуть головой, но у меня ничего не получилось. Василиса, прижавшись сзади, словно мелкая обезьяна, обхватила меня руками и ногами, сдавливая тело. А в районе шеи и правда было мокро, потому что она, уткнувшись во сне в меня, пускала слюни, что-то бормоча. Теперь и правда хотелось заржать.

Наконец я вспомнил, что случилось. Женька остался ночевать в выходные, мы засиделись допоздна и повалились спать в одежде. Напротив нас с Василисой, в ее кровати, на животе лежал Жека, уткнувшись лицом в подушку подруги; волосы его торчали в разные стороны. Я был рад, что не вижу его лица, потому что воспоминания о сне были слишком свежи.

Василиса поерзала сзади, еще сильнее впиваясь в меня, и пробормотала что-то невнятное. В этот раз я почувствовал, как ее губы слегка задевают мою кожу, и это крохотное, но такое мощное ощущение прострелило от макушки до самых пальцев ног. Я еле сдержался, чтобы не застонать. Аккуратно расцепив ее руки, я высвободился из смертельного захвата и постарался сесть, не разбудив ее. Блинский блин, почему она не легла спать с Жекой? Слишком стеснялась?

Казалось, что ко мне она привыкла, не боялась спать со мной в одной кровати. Да и делали мы это всё чаще: после кошмаров она пробиралась ко мне и могла заснуть только под моим боком. Не спорю, я ценил это всеобъемлющее доверие и был готов выступать утешителем настолько часто, насколько мог. Проблема лишь в том, что мои отнюдь не братские чувства подвергались настоящему испытанию.

Я ждал, что они с Жекой вот-вот перейдут эту странную черту неловкости, тычков и недомолвок и начнут встречаться. Я испытывал одновременно радость за них и тихое бешенство. Очевидно, что они запали друг на друга, но я ничего не мог поделать со своими эмоциями. Два года вместе сделали всё это еще более сложным. Я молчал, не собираясь встревать между ними. Но понимать, что обречен на медленные страдания и пытку как третий лишний, было почти невыносимо.

Сидя на кровати, я уткнулся лицом в ладони и жалел себя. Шею холодило в том месте, где Василиса напускала слюней. Ситуация же в моих штанах… не стала спокойнее. Глубоко вздохнув, я решил принять душ. Ведь надо же как-то с этим разобраться.