Я просто молча продолжил сверлить его взглядом. Брат сделал глоток компота, тщательно вытер рот салфеткой и принялся складывать ее в аккуратный квадрат. Ладно, может, и стоит ему врезать разок для разговорчивости.
– В общем, – когда он начал говорить, голос звучал немного глухо. – Не хочу всё это вспоминать снова, но в ту ночь, когда я тебе звонил… и предлагал помощь, у меня пациент умер. Пациентка. – он помолчал, но, кажется, я уже понял, к чему он ведет. – От кровотечения. Ей было тринадцать, можно было спасти, но… тот, кто это с ней сделал, бросил ее на улице, и ее слишком поздно нашли. – Олег закрыл лицо руками и замолчал.
Мне вроде как было его жаль, но… жеваный крот! Он уже какой-то там год в медицине и не знал, что дерьмо случается?
– То есть до этого ты не предполагал, что жертвы изнасилования могут умереть? – я преувеличенно удивленно приподнял брови. Хотелось сказать ему, что в таком случае хирург из него так себе выйдет.
– Знал. – он убрал руки от лица, явив мне эту свою нездоровую, не идущую нашей породе бледность. – Но одно дело – знать в теории, а другое… Той ночью это было совсем… Настоящим.
И я вспомнил ярко-красную лужу на дне своей белоснежной ванны, избитую трясущуюся Василису, бегающий взгляд этого жалкого слизняка Савелия… как его там… и то, как он суетливо и ничтожно вел себя, когда его прижали к ногтю.
– Ну… Добро пожаловать во взрослую жизнь, братишка!
Два года ждал, чтобы вернуть ему эту фразу. Да, сейчас мне его немного жаль и я благодарен за помощь. Но это никак не отменяет того удовлетворения, что я испытал, увидев, что мои слова попали в цель.
Око за око, Олежка! Зуб за зуб.
Женя
Я со смехом смотрел, как Василиса танцует победный танец у школьных стендов с результатами экзаменов. Мы закончили девятый класс, оба, и да, для Лисы всё прошло не идеально, ей было сложно влиться в коллектив, хотя мы особо к этому и не стремились, из-за чего превратились в парий в глазах всего класса. Меня несколько удивило то, как одноклассники изменили свое отношение. Я и раньше не особо участвовал в жизни класса; нет, когда просили что-то сделать, я делал, но инициативы не проявлял. Тем не менее отношение ко мне было ровным: уважительное от парней и слегка повышенная восторженность от девочек, – а с появлением Лисы всех как подменили, особенно женскую часть класса. Я не сразу заметил, а потом уже было поздно пытаться изменить ситуацию, и самым простым показалось пустить все на самотек: так хотя бы избавлюсь от слишком назойливых особ, которые раньше, бывало, проходу не давали.
Я вернулся к изучению наших с Василисой оценок. Конечно, ее пропуск почти целой четверти тоже дал о себе знать, и подруге не удалось в полной мере нагнать программу, даже учитывая репетиторское рвение, которое проявлял Сашка, и в аттестате за девятый класс у Василисы будет две «тройки» (по физике и химии), которые Сашка, конечно же, считал своим личным провалом. Зато экзамены по русскому языку и алгебре Лиса сдала на «четверки», а кое-где в итогах года мелькали и отметки «отлично». Я мечтал о том дне, когда нам выдадут документальное подтверждение того, что вся наша безумная авантюра удалась, мы преодолели все сложности и бюрократию, о масштабе которой я не имел никакого понятия до этого года, и учимся в одной школе.
К этому моменту наша жизнь превратилась в приятную и радостную рутину. Я стал проводить еще больше времени в квартире Сашки: днем, пока отец был на службе (а иногда и ночью, если он уезжал на учения), я почти перестал появляться дома, что прошло совершенно мимо мамы. Лиса у нас отвечала за уборку, Сашка – за финансы, а мне досталась любимая готовка. Конечно, довольно часто мы с Лисой объединяли усилия, и порой, бурча на хаос, который мы вносим, смешивая обязанности, к нам присоединялся Сашка, но он был совершенно безнадежен что в приготовлении пищи, что в наведении порядка, поэтому быстро растрачивал пыл и садился за уроки или свои знаменитые таблицы и позволял нам с Василисой заниматься бытовыми делами, переглядываясь и хихикая. Мне нравилось это, совместные обязанности сближали нас с подругой.