– И как, все обошлось? – спросил Джек.
– В тот раз да. Но сперва-то у всех все бывает хорошо, правда?
Я поискала в памяти продолжение истории, но ничего не нашла.
Элси тронула меня за локоть:
– Ты всегда оставалась у нас ночевать с субботы на воскресенье, Флоренс. Давай-ка вспоминай. Раз уж взялась сама рассказывать, то не перевирай.
В воскресенье Бэрил спустилась к завтраку с опозданием, а за столом вела себя очень резко и взвинченно, воюя со своей тарелкой каши, чайником и всем, что попадалось под руку.
– Что это ты разошлась? – Гвен пошуровала кочергой в очаге, и огонь ответил густыми клубами дыма.
Бэрил энергично замахала руками:
– Ну почему нельзя сначала открыть заднюю дверь?
– Камин чинить пора… Тут такие песни и пляски начнутся, если огонь погаснет!
– А что, она проснулась? – Бэрил перестала отмахиваться от дыма и посмотрела на потолок. Мы все подняли головы.
– Еще нет, – сделала я вывод. – Ты вчера хорошо повеселилась?
Под моим вопросом крылся еще один: «У вас все серьезно?»
Бэрил меня поняла.
– Мы видели, как ты говорила с Ронни Батлером, – сказала Элси.
Гвен замерла с кочергой в руке и обернулась к нам.
– С кем хочу, с тем и разговариваю, – огрызнулась Бэрил, ни к кому в особенности не обращаясь.
– Флоренс считает, он скверный человек. – Элси поглядела на меня через стол. – Он ей не нравится.
Бэрил через силу отправила в рот ложку овсянки и уставилась на меня:
– Флоренс никто не нравится. По-моему, она даже себя недолюбливает.
На той же неделе Бэрил привела Ронни в дом знакомиться, демонстрируя его как свое достижение. Для трофея он был молчалив: выдул целый чайник чая, не произнеся ни единого слова. Зато Бэрил говорила за двоих. Она задавала Ронни вопрос и сама же отвечала через секунду, чтобы кавалер не утруждался. А он только кивал в качестве подтверждения.
Даже мать девочек попыталась втянуть его в разговор.
– А вы знали моего Чарли? – спросила она.
Ронни откинулся на спинку стула и покачал головой.
– Он будет рад-радешенек узнать, что Бэрил нашла себе молодого человека.
Ронни взглянул на каминную полку.
Мать потянулась за чайником.
– Сейчас его нет, он в отъезде по государственным делам. – Она поднялась из-за стола и встала так, чтобы закрыть от Ронни телеграмму. – Но он скоро вернется, со дня на день ждем.
Она ушла на кухню, и мы проводили ее взглядом. Ронни еще пуще развалился на стуле.
– У нее не все дома, что ли, у мамы твоей? – поинтересовался он.
– Он просто скромный, – говорила потом Бэрил, убирая со стола. – Вы его полюбите, когда получше узнаете.
У нас с Элси не было ни малейшего желания узнавать его сколько-нибудь ближе, но выбора он нам не оставил. Всякий раз, приходя с визитом, Ронни безмолвно ходил по дому. Он смотрел за всеми поверх края газеты и жирел на чужой пище. Однажды мы застали его на кухне – он сидел, задрав ноги на стол, пачкая ботинками льняную скатерть. Не успела Элси ничего сказать, как он снял ноги – медленно, тихо – и сбросил ботинки, которые пролетели через полкухни.
– Ждете не дождетесь, когда вернется ваш папаша, чтобы увидеть на столе ноги другого мужика? – Он постучал пальцем по виску и засмеялся.
Мы с Элси поглядели на телеграмму на каминной полке, и на секунду я увидела ситуацию глазами ее матери.
Вскоре мы перестали спускаться вниз, если Ронни был в доме, сидели в комнате Элси и прислушивались. Ронни прорывало на разговорчивость, когда он оставался наедине с Бэрил: целая армия слов поднималась сквозь половицы. Он придирался к тому, что она надела или сказала, к любой мелочи, которая, как он решил, целый день действовала ему на нервы. Голос Бэрил танцевал где-то с краешку, но Ронни то и дело вскидывался, и Бэрил тут же умолкала.
Однажды утром она спустилась к завтраку с синяком под глазом.
Все суетились вокруг нее – щупали, допытывались и только что не ломом пытались снять крышку ее молчания. Но Бэрил сказала только:
– Я споткнулась и упала.
И она, болтушка, вообще не закрывавшая рта, перестала говорить.
Все время, пока я говорила, Джек смотрел в одну точку на земле. Я не знаю, сколько печалей он повидал в своей жизни, однако в его глазах нашлось место и для новой.
– От него и у их матери состояние ухудшилось, – добавила я, взглянув на Элси. – Он разжигал ее страхи. Болтал, что правительство подслушивает граждан, и подзуживал ее оборвать обои и поискать микрофон. Однажды я застала, как он ей указывал, какие стены она еще не проверила.
Отыскав нить этой истории, я вспомнила, что случаев было куда больше, и начала разматывать клубок. Ронни бил Бэрил постоянно. Это вошло у него в привычку, и, как часто бывает с привычками, Бэрил в конце концов смирилась. Она почти каждый день приходила с синяком под глазом или рассеченной губой и прикрывала лицо рукавом, словно желая сделаться невидимой.