Три креста

Как только дверь за Дунькой закрылась, врачи продолжили разговор со своей пациенткой Клер, которая получила выписку. А точнее – даже с двумя пациентками, потому что они и Риту сочли глубоко больной. Рита пожалела о своём требовании оформить подругу в семидесятую. Им обеим мозги здесь промыли так, что жить не хотелось.

– Сознание не достигнет более высоких ступеней за счёт того, что наносит вред организму, – била ладонью по подлокотнику кресла Мария Павловна, возражая ей, – это нонсенс! Я приведу пример. Если из стен дома вытаскивать по кирпичику, станут ли жильцы благодаря этому более развитыми в интеллектуальном смысле? Думаю, вряд ли. Ведь им придётся затыкать дыры в стенах – вместо того, чтобы читать книги.

– Или таращиться в зомбоящик, – насмешливо перебила Рита, – или кого-то боготворить. Нет уж, пусть лучше они затыкают дыры и ненавидят! Ненависть – если только она живая, а не вставная, сравнима с некоторыми сортами любви, как река с потоком канализации.

– Не дождёшься, – зло засверкал на Риту очками Владимир Юрьевич, – даже если дом рухнет, из-под обломков будут боготворить! Вспомни Тютчева:

Люди холопского звания -

Сущие псы иногда!

Чем тяжелей наказание,

Тем им милей господа.

– Мы не о холопах тут ведём речь, – стояла на своём Рита, – на их сознание повлиять ничем невозможно. Они способны либо на неприкрытое людоедство, либо на пресмыкательство. Третьего – не дано. Поэтому пример с домом неубедителен. Если вы полагаете, что нельзя усложнить сознание, нанося ущерб организму, то вот вам другой пример: холодильник и погреб. Что долговечнее? Что сложнее? Погреб, конечно же, долговечнее, холодильник – сложнее. Этот пример подтверждает, что совершенствование иногда происходит не без ущерба для долговечности.

– И морали! – подняла палец Мария Павловна, – этот аспект почему-то ты не затрагиваешь, моя дорогая! А ведь наркотики размывают личность со всех сторон. Или с этим ты не согласна?

– Конечно, нет. Личность размывают другие факторы, например – стремление сделать головокружительную карьеру, досрочно отдать кредит за квартиру или машину, с кем-нибудь переспать, кому-нибудь отомстить, да мало ли что ещё! Наркотики же влияние этих факторов ослабляют. Правда ведь, Клер?

– Марго, это вздор! – ударила каблучком по полу француженка, – и злодейская пропаганда. Наркотики – это абсолютное зло. Особенно экстази. Я согласна: когда из-за наркоты ты станешь тупой и подлой скотиной вроде меня – тебе, разумеется, уже будет ни до карьеры, ни до квартиры, ни до любви, ни до ненависти. Но только это – не жизнь.

Получив поддержку со стороны тупой и подлой скотины, невролог и кардиолог приободрились. Однако, на помощь Рите вдруг устремился Виктор Васильевич.

– Чёрт с ней, с жизнью, – негромко вымолвил он, – она многого не стоит.

– Вот тебе раз, – вздохнула Мария Павловна, – ну а что, по-твоему, стоит многого?

– Смерть. Особенно – под забором.

Владимир Юрьевич усмехнулся.

– Ну, это старая песня, Виктор Васильевич! Это всё есенинские мотивы. Только тебе уж – пятьдесят три. Под забором скверно будешь смотреться. Найди себе другой идеал.

– Идеал – не гриб, чтоб его отыскивать. Он сияет, как звёздочка.

Клер вдруг громко хлюпнула носом, и все на неё взглянули. Она вскричала:

– Шарман! Вы – гений, Виктор Васильевич! Из-за вас я вспомнила, почему прыгнула с моста!

Повисло молчание. Трепетный холодок интриги пробежал даже по спине Риты, знавшей, как часто Клер несёт чушь. Она напряглась.

– Ну, и почему? – поторопил девушку с объяснением Гамаюнов.

– Да элементарно! В реке, наверное, были звёздочки! А я чувствовала себя луной. Кокаин – лунная дорожка!

– Ах, кокаин? – обрадованно вскричала Мария Павловна, – замечательно! Что ж ты сразу-то не сказала? Я бы тогда не стала тебя вытаскивать.

– Как могла я об этом вам сообщить, если я была без сознания? – заморгала Клер, – я слегка очнулась только на другой день, когда мне уже всю задницу искололи! А до конца так и не очнулась. Но почему, позвольте узнать, вы бы отказались меня лечить? Я ведь молода, красива, умна!

– Именно по этой причине, мадемуазель. Уж лучше лежать в гробу молодой, красивой и умной, чем старой, страшной и с высохшими мозгами, какой ты станешь примерно через четыре года, если не прекратишь нюхать кокаин! Сначала, если желаешь знать, у тебя сгниёт носоглотка. А после этого…

– Хватит, хватит! – встревоженно замахала руками Клер, – немедленно прекратите грязный шантаж! Это недостойно! Это чудовищно!

– Тебе надо ехать домой, – заметил Владимир Юрьевич, – порезвилась, и будет. Ты здесь умрёшь. Во Франции, кстати, сейчас достаточно весело.

– Недостаточно, – покачала головой Клер, – и в России также не очень весело. Я хочу оказаться между этими странами.

– В Польше, что ли? – прикинулась дурой Рита.

– Нет, ещё глубже.

С наглым лицом поднявшись, Клер повернулась к Марии Павловне задом, задрала юбку, низко спустила трусы с колготками и нагнулась, чтоб были лучше видны две маленькие наколки справа и слева.

– Вот Франция, – пояснила она, шлёпая себя по левому полупопию. Потом так же звонко хлопнула и по правому.