Три креста

– Чего ты расцокалась? – разозлилась Инга, – я – музыкант! Я играть обязана! Это классно – быть музыкантом. Никто не может так запросто ощутить смысл жизни, как музыкант, даже безработный. Открыл окно, сел к роялю, и под окном – толпа, если ты талантлив. А скрипачу – ещё проще! Я никому не мешаю, играю днём. И какого чёрта мне не играть, если я могу? Люди останавливаются и слушают – этим сказано всё, какие ко мне ещё могут быть вопросы? Но нет – для уличных музыкантов вводится регистрация, как для кошечек и собачек! Видимо, на меня наденут ошейник с номером, потому что играть позволено будет только на оборудованных площадках и по лицензии, за которой я должна буду приходить на поклон к каким-то уродам! А не пошли бы они? Плевать я на них хотела! Это мой город, моё решение, мой талант, моя скрипка! Буду играть, где хочу! Кто мне запретит?

– Кто угодно, – тихо сказала Рита и закурила. Инга, беззвучно порозовев от злости, последовала её примеру. Вскоре они подошли к метро и остановились. Время уже приблизилось к четырём. Было многолюдно.

– Димка неровно дышит к тебе, – сообщила Рита, вернув скрипачке футляр с её инструментом, – он замечательный парень, хоть и дурак. Зачем ты связалась с Юлькой?

– Да он с ней больше связан, чем я!

Затянувшись, Рита внимательно оглядела площадь от памятника до Малой Бронной, и ни одного полицейского не увидела. Но ей было всё-таки неспокойно. Если бы Инга здесь очутилась не по её вине, то пусть бы пиликала, пусть бы делала что угодно – её проблемы. Но она Ингу тащила сюда насильно. И как теперь её было бросить на произвол судьбы, эту ненормальную с дорогой итальянской скрипкой? Вытащив из кармана тысячную купюру, Рита её отдала скрипачке.

– Иди, поешь. А потом – домой. Хорошо?

– Спасибо, – сказала Инга, но таким тоном, будто подруга ей, наконец, вернула давнишний долг. Рита улыбнулась. Они спустились в переход вместе, а там дороги их разошлись. Инга устремилась к Макдональдсу, Рита – к памятнику, решив пройтись по бульварам и от Петровского завернуть к Таганке.

Глава двадцать первая

Работа в области искусства

Света была блондинка – рослая, сочная и румяная, но без грамма лишнего веса. Ей было тридцать, но она выглядела на двадцать. С брюнеткой Иркой они должны были составлять отличную пару. Местом работы был Курсовой переулок. Мрачный охранник, предупреждённый клиентом, поднял перед «Мерседесом» Светы шлагбаум, и бизнес-леди уверенно подрулила к подъезду дома, который входил в пятёрку самых элитных жилых домов восточной Европы. Совсем не мрачные, но внушительные ребята, которые охраняли подъезд, потребовали у девушек паспорта, связались с клиентом по телефону и лишь затем пропустили к лифту, назвав этаж.

Дверь открыл клиент. Ему было лет пятнадцать. Вид он имел шпановский.

– Лёшка, привет, – щебетнула Ирка, бодро входя и за руку втаскивая напарницу, для которой возраст клиента явился таким сюрпризом, что вся уверенность с неё схлынула, – вероятно, заждался нас?

– Так, слегка, – усмехнулся мальчик, – но это ваши проблемы, а не мои. Чем позже начнёте, тем позже кончите.

Через миг стало ясно, что он имел в виду. Оглядев квартиру с порога, насколько можно было увидеть, Ирка сравнялась со Светой ошеломлением. Она даже прижала ладонь ко рту, выпучив глаза. Многомиллионные в долларах и три дня назад вылизанные апартаменты теперь представляли собой огромный свинарник. Свиньи наличествовали. Визгливый и полуголый молоднячок обоего пола, с огромным преобладанием женского, пил, курил неизвестно что, без толку мотался по всей квартире, смрадно валялся по всем углам вперемешку с мусором и блевотиной. Сигаретный дым дрожал и качался, как занавеска под ветром. Если бы Ирка всё это увидала как-нибудь походя, не имея к этому отношения, то она сказала бы: «Весело!» Но сейчас ей было очень тоскливо.

– Лёшка, зачем ты нас пригласил? – злобно повернулась она к мальчишке, – здесь ведь помойка! Самая настоящая!

– Так вот я и хочу, чтоб вы здесь навели порядок, – дал объяснение обитатель помойки, – завтра родители приезжают вместе с собакой. Сделайте так, чтоб всё здесь блестело.

Ирка и Света поняли, что попали в ад. Ирки бы мгновенно и след простыл, но ей не хотелось подводить Свету, которую привело к отпрыску судьи важнейшее дело. Переглянувшись с напарницей, пианистка с яростью посмотрела на освиневших куриц, воззрившихся на неё глазами овец, и вяло произнесла:

– Ну, ладно. Мы раздеваемся?

– На хрен надо? – брезгливо махнул рукой наследник служительницы Фемиды, – здесь голых сук – двадцать штук!

– Так выгони их, вместе с кобелями, – подала голос Света, – они нам будут мешаться!

– А больше ты ничего не хочешь? Может быть, мне ещё самому и с тряпкой поползать?