Три креста

– А вот и нет, – возразил Клермон, обхватывая коленки руками, пальцы которых были в крови, – я – последний. Меня прислал за ней он.

Ражендра сперва взглянула на своего бенгальского тигра, затем – на мальчика. Её губы дрогнули, но беззвучно. Только спустя несколько мгновений с них сорвалось:

– Кто – он?

– Арман де Шонтлен.

– Я его не знаю!

– Значит, он просто тебе представился другим именем. И успел об этом забыть. Прошло очень много времени. Синеглазый француз со сколотым уголком переднего зуба.

Опять повисло молчание. Клермон радовался тому, что не может видеть глаза Ражендры. При свете дня у него бы вряд ли хватило духу осуществить задуманное. Он чувствовал и сейчас, что его решимость слабеет. Причиной было безмолвие этой удивительной девушки – столь же страшное, как безмолвие джунглей. О, пусть она не молчит! Пусть делает что угодно, но говорит при этом хоть что-нибудь!

– Почему он сам не пришёл? – спросила Ражендра, когда Клермон уже открыл рот, чтоб во всём признаться, – я ведь ему сказала: она – твоя! И где он сейчас?

– В Ченнае. На корабле, который приплыл из Голландии и уже через сутки снимется с якоря.

– Почему он сам не пришёл? – резко повторила девчонка, – при чём здесь ты?

– Ражендра! Я – его лучший друг. Только мне рискнул он доверить то, что доверил. Сам он, глядя в твои глаза, не смог бы сказать, что всё между вами кончено навсегда. Твои глаза – небо. Как можно объяснить небу, что полюбил преисподнюю?

У Ражендры больше вопросов не было. Низко свесив голову с чёрными и кудрявыми волосами, она молчала. Клермон встал на ноги. Его сердце стало большим, тяжёлым, неповоротливым, потому что к нему прицепилась жалость. Он отбросил её, сказав самому себе: «У неё есть тигр, а у меня – никого. Совсем никого!»

Подобрав свой нож, мальчишка продолжил путь. Ровно через сутки он был в Ченнае.

Глава десятая

К Тихому океану

Тропическая жара угнетала. Море слепило глаза яркой синевой с зелёным оттенком. Дул совсем слабый северный ветер. Увидев однажды утром на западе большой остров Цейлон, который принадлежал английской короне и водяным черепахам, леди Джоанна спросила у капитана, нельзя ли высадиться на берег и пообедать в порту.

– Стряпня нашего Клермона вам надоела, сударыня? – спросил Эдвардс.

– Конечно, нет! Просто очень хочется ощутить под ногами твёрдую землю. Кто знает, когда ещё представится такой случай?

Ван Страттен дал приказание править к гавани. Все на бриге были изумлены. Казалось бы – капитан должен соблюдать осторожность и, по возможности, заметать следы, а не оставлять их! Ну, и, конечно, надо лететь вперёд на всех парусах! Зачем появляться с леди Джоанной в приметном и людном месте? Что у него на уме? Но спорить никто не стал, и через какой-нибудь час «Летучий Голландец» стоял в Цейлонском порту, который намного превосходил главный порт Ченная и оживлённостью, и размерами.

На борту корабля остались лишь Роберт, Дэнисен и Клермон, а все остальные сошли на берег. Узнав, что Клермон останется, англичанка очень расстроилась. Нельзя было не заметить, что она сильно жалеет о своей просьбе. Но, так как просьба была исполнена, пришлось леди Джоанне надеть лучшее своё платье, а также чулки и туфли, чего она уже очень давно не делала, и сесть в шлюпку вместе с ван Страттеном. Пожелав ей с борта всего хорошего и взглянув издали на остров, имевший очень цивилизованный облик, Клермон отправился в камбуз, чтобы перекусить. Дэнисен и Роберт уселись на крышку люка и стали резаться в карты. Они играли на деньги, полученные в подарок от леди Грэмптон. Она проявила большую щедрость и обходительность, чтобы эти два толковых матроса, которым доверили сторожить корабль, не чувствовали себя обделёнными.

После завтрака, состоявшего из бисквитов и кофе, Клермон начал ошиваться от борта к борту, глядя на корабли, стоявшие в гавани, и на шлюпки, шнырявшие между ними. Субъекты в шлюпках, одетые как дворяне, плыли на звон якорных цепей, чтоб мигом наладить с судовладельцами опт и розницу. Те, как правило, отвечали, что надо бы приглядеться к ценам на берегу и уплатить пошлины, ибо ссориться с губернатором столь прекрасного острова неразумно. И были полностью правы. Три океана обогащали Цейлон не хуже, чем Амстердам или, скажем, Геную, потому что остров стоял на пересечении очень важных морских путей. Но особенно славился Цейлон чёрными жемчужинами, которые добывали в его заливах. Этим и жили туземцы. Ныряя в море с высоких и крутых скал, они собирали жемчуг на глубине до ста девяноста футов.