Три куля черных сухарей

Неудивительно поэтому, что Васька так торжественно собирался в магазин: он уже считал себя железнодорожником и хотел быть достойным членом этой когорты.

Обычно он ходил за хлебом с пустыми руками, но тут взял хозяйственную сумку — ему предстояло выкупить, кроме хлеба, и другие продукты — крупу, масло.

С трепетом, несмело вошел он в магазин, робко пристроился в очередь за хлебом. Без привычки он чувствовал себя здесь чужим, ему казалось, что на него все обращают внимание и вот-вот кто-то скажет: «А ты, мальчик, зачем здесь?» И тогда он покажет свои карточки и скажет, что мать его теперь работает в вагонном депо на станции Ясиноватая. И все тогда заулыбаются ему, обрадуются чему-то и не будут коситься на него.

Очередь двигалась, Васька кидал по людям глазами, но его никто так и не спросил, зачем он здесь. Только продавщица, взяв карточки, поинтересовалась:

— Что-то я тебя не помню. Первый раз?

— Ага, — робко выдавил из себя Васька.

— Чей же ты?

Васька торопливо объяснил, и, когда продавщица сказала: «A-а, знаю, знаю…», он обрадовался, улыбнулся облегченно, переступил с ноги на ногу.

— Какой тебе — белый, серый?..

— Что? — не понял Васька.

— Хлеб какой будешь брать? Сегодня есть и белый.

Васька замешкался — не знал, как ему быть. Мать на этот счет ничего не говорила… Да и кто ж знал, что тут можно выбирать.

— Белого, конечно, — подсказал кто-то из очереди. — Не каждый день он бывает…

— Ага, белого, — сказал Васька.

Продавщица бросила на весы круглую высокую буханку. Румяная макушка ее чуть скособочилась, разорвав с одной стороны тесто и образовав шершавую корочку. Васька смотрел на эту корочку и глотал слюнку: «Вот бы такую краюшку натереть чесноком! Только куда она столько?.. Целую буханку! — удивился Васька и тут же с горечью подумал: — Сейчас снимет и отрежет..» Но продавщица не сняла хлеб с весов, а взяла с прилавка еще порядочный кусок и положила на буханку. Только теперь весы качнулись, и продавщица сняла хлеб.

— Бери.

— Это все мне? На один день?! — поразился Васька.

— А что? — насторожилась продавщица и снова положила хлеб на весы. — Ну-ка дай твои карточки.

Васька подал ей карточки, она посмотрела их и вернула.

— Все правильно: два килограмма. Забирай и не морочь мне голову. Следующий.

Покраснел Васька до самых ушей, запихнул хлеб в сумку и подался домой. По дороге несколько раз заглядывал в сумку, нюхал теплый дух свежего хлеба, крутил перед глазами довесок, но съесть его не решился — хотелось донести все домой и показать всем, сколько они получают теперь хлеба.

Принес, ребята обступили Ваську, а он прикрыл сумку руками и смотрел на них хитро:

— Угадайте, сколько?

— Два кила, — сказала Танька.

— Два-то два, а сколько хлеба?

— Полбуханки, — опять поторопилась Танька.

— Не…

— Вот столько! — растянул руки Алешка.

— Эх вы!.. — И Васька выпростал из сумки буханку, положил на стол.

Как от яркого света, ребята тут же откачнулись от хлеба и смотрели на него, будто на диковинку. Танька всплеснула руками да так и держала их вместе у своей груди, а Алешка, растянув в улыбке рот до ушей, только произнес:

— Ого-го!..

— Это еще не все! — И Васька таинственно, будто маг-чародей, сунул руку в сумку и вытащил оттуда еще кусок. Покрутил им перед глазами и водрузил осторожно на буханку. — Ну?

— Дай мне эту горбушку, — протянул Алешка руку.

— Не трожь, — отвел его руку Васька. — Давайте потерпим: пусть и мама посмотрит, сколько нам хлеба дают.

И они терпели. До самого вечера. То смотрели на хлеб издалека, то брали буханку в руки, нянчили ее, нюхали. Алешка не удержался, лизнул шершавую корочку и долго чмокал от удовольствия. И никто не рискнул отщипнуть хотя бы крошку — ждали мать.

А мать вошла и тоже, как и Танька, всплеснула руками и долго смотрела на хлеб со стороны.

— Боже мой! Как солнышко! А я уж думала, что мы так никогда и не увидим такого хлебушка. — Она взяла буханку в руки, перекрестилась и поцеловала ее, как святыню. — Почему ж вы не ели?

— Тебя ждали, показать хотели.

— Радость-то какая! — согласилась мать. — Слава богу. Хоть работа тяжелая, но зато теперь с хлебом будем. Вася, дели, дети есть хотят…

ОТЦОВСКАЯ КЕПКА

Саженцы Васькины принялись хорошо, особенно акация. Она быстро выбросила мелкие нежные листочки и заметно стала тянуться вверх. Кленки же долго сидели, поникнув головками, и только благодаря Васькиным стараниям, который утром и вечером поливал их, наконец ожили, ободрились и выпустили третью пару листков.

Поливая деревца, Васька всякий раз долго просиживал над ними на корточках, любовался ими, будто какой диковинкой.

Однажды, возвращаясь с работы, мать подошла к Ваське в палисаднике, присела рядом:

— Принялись?

— Ага! Акация вон уже на сколько выросла. Видишь новый стволик, зелененький? И клены тоже начали расти…

— Ну, пусть, сказала мать. — Может, и вырастут. Тень летом будет… — И тут же похвасталась: — А я с получкой! Пойдем в хату, считать будем: ишо никогда столько не получала! — Длинные черные ресницы торопливо смахивали с ее смеющихся глаз слезинки.

— А плачешь?