— Успеешь, — сказала мать и полезла зачем-то в сундук. Сунула руку вдоль задней стенки до самого дна, пошарила немного и извлекла оттуда новенькую отцову кепку. — На, померяй… Отец купил себе к празднику, да так и не пришлось надеть…
Васька смотрел на кепку и не верил глазам своим:
— Мне?.. Можно?..
— Померяй.
Взял Васька пахнущую нафталином серую шестиклинку, надел осторожно на голову.
— Просторновата, — сказала мать.
— Не… Как раз. — И Васька укрепил козырек высоко над лбом, боясь, что он упадет ему на глаза.
— Ну, если как раз, надевай. Да береги отцову память.
Наконец собрались, вышли на улицу. На Ваське черный костюмчик, на штанах стрелочки, как у взрослого, белый воротничок выкинут поверх пиджачка. Идут, похрумкивают новыми сандалетами.
Увидела их соседка Дарья Чуйкина, обрадованно сказала:
— Вывела своих цыпляток! Перезимовали, значит?
— Перезимовали, бог дал, — весело откликнулась мать. — С праздником вас. Что ж не идете на демонстрацию?
— Родя подался… А я потом, прямо на площадь пойду.
Издалека, от станции, музыка доносится, барабан ухает раз за разом: бух-бух, бух-бух… А из Васькиной груди песня рвется, которую играет оркестр:
— Ма, я побегу?.. — не выдерживает Васька.
— Ну беги, беги…
Подался Васька во весь дух. Возле школы — та же «туча», только нарядная. Девочки с цветами, ребята с транспарантами — все возбуждены, у всех настроение приподнято-праздничное, снуют взад-вперед, каждый кого-то и зачем-то ищет, окликают друг друга, улыбаются, будто век не виделись и наконец-то встретились.
Никита ходит с горном, продувает трубу, тренируется.
Увидел Ваську, подмигнул и снова приложил мундштук к губам, надул щеки, дунул так, что глаза покраснели, а звук получился хриплый, негромкий. Сконфузился. А Васька к нему с обидой:
— Че ж не зашел? Убежал…
— Дак я ж рано… Вот… — И он показал ему горн.
Ваське достался транспарант с портретом вождя. Доволен, держит его с достоинством, строго, не машет им, как другие.
Раздалась команда строиться, и все пришло в движение, как на вокзале:
— Третий класс — сюда, сюда!
— Четвертый, ко мне!
— Девочки, девочки, куда ж вы? Не успеете, вернитесь.
— Мальчики, а вы куда? Неужели раньше не могли об этом подумать?..
— Разбирайтесь, разбирайтесь по два, по два…
— Гурин, с горном иди вперед, к знамени.
Наконец разобрались, построились, двинулись. Потянулась длинная нарядная процессия из школьного сада в поселок. Полощется красное знамя, трубит, не умолкая, горн. Вдоль колонны бегают учителя, вожатые, что-то проверяют, уточняют, считают ребят-малышей, поторапливают:
— Не отставайте, ребятки… Подтянитесь!
— Песню, девочки, запевайте.
И тут же враз запели, сначала нестройно, вразнобой, на разные голоса, но вскоре песня выровнялась и зазвучала звонко, торжественно.
А впереди ребята затянули свою, боевую:
Девочки не уступают, стараются перекричать передних, подбадривают друг дружку:
— Давайте, давайте все!
Азарт соревнования быстро охватывает всю колонну. Самые маленькие тоже включаются в общее настроение, картавя и попискивая, они тянут любимую:
По пути колонна обрастает «неорганизованной» публикой: дедушками, бабушками, мамами, ребятишками-дошкольниками, переростками и прочим поселковым людом. Все идут на центральную площадь, где постоянно проводятся митинги и разные празднества.
Площадь эта велика и красива. Это самое высокое и ровное место в поселке, будто ковром зеленым, площадь покрыта густой травой. Вокруг нее разместились больница, клуб, новая семилетняя школа и из красного кирпича о двух голубых в звездах куполах и с золотыми крестами на них красавица церковь. Церковь вот уже с полгода закрыта на большой замок, бездействует. Колокола ее, побеленные обосновавшимися на звоннице птицами, давно уже не оглашали окрестности своим малиновым звоном. Но молчит церковь временно — безбожники попа прогнали. Поговаривают, скоро приедет другой…
Идти на площадь недалеко: пройти переулком, обогнуть ветеринарную лечебницу — и вот она, площадь. Но колонна, чтобы удлинить путь, сворачивает на Красную улицу, шествует по ней до конца, потом сворачивает на Чечеткину и уже с противоположной стороны направляется на площадь. Со всех концов стекаются сюда такие же процессии: идут рабочие кирпичного завода, железнодорожники, у обеих колонн во главе духовые оркестры, начищенные медные трубы сверкают на солнце.
Железнодорожный барабан ухает все громче, под оркестр вся колонна поет торжественно-трогательно: