Три недели в настоящем

— Только сейчас увидела, что ты мне звонил… — я представил, как Лика в этот момент улыбнулась. — Сейчас перемена. Остался английский и консультация по русскому, и я до обеда свободна…

— В кино со мной сегодня пойдёшь? — сразу же спросил я.

Лика, конечно же пошла бы. Но у неё на сегодня и завтра были совсем другие планы. Идёт подготовка к экзаменам. И ни секундочки свободной нет… Ну, что же я мог поделать? Это, в полосе страшной непрухи, просто очередное мелкое невезение. Крошечная неудача. Мне не стало везти, с субботы десятого марта. Даже то, что я тогда воспринимал, как почти фантастическое везение, оказывалось, по прошествии времени, жутким обломом. Так было все последние дни. Кто же мог подумать, что всё сложится так нелепо! Наделал массу ошибок там, где не надо было. На ровном месте. И изменить теперь что-либо, попытавшись вернуться в прошлое, создать временной парадокс, я уже не мог. Спасительной машины времени у меня больше под рукой (хотя, лучше было бы сказать «на руке») не было…

* * *

Олег про меня не вспоминал, и я, наконец решив, что уже можно и самому побеспокоить, набрал на китайском смарте его номер. Сказать я ничего не успел, как Олег буркнул мне в ухо:

— Я позвоню позже… — и дал отбой.

Да. Все заняты, все при делах. Один я ни при чём… Впрочем, заняться мне есть чем. Остался чисто бытовой вопрос. В квартире уже несколько дней творится некоторый кавардак. У меня за весь отпуск только Лика один раз прибиралась в квартире. Пришло время и мне самому проявить какую-то инициативу.

И сорок минут я честно, не позволяя себе отвлекаться, занимался уборкой. Хотя в процессе, многие вещи меня настойчиво призывали отвлечься. Например, мои куртки: куртка Виктора Александровича, которая до сих пор висела на вешалке в прихожке, и моя, разорванная при падении в прошлом… И, лежащая на тумбочке ручка рядом с пачкой розовой бумаги для записей напомнила о многом. И, по-прежнему задвинутые шторы… И, выкатившийся из-под стола на кухне, тонкий осколок заварного чайного стакана, с россыпью трещинок, идущих от пулевого следа… И ещё полновесный след от этой же пули, которой пальнули в меня, в стене. Из стены полицейский спецназ тогда пулю уже выколупал и причислил к вещ докам. А след обвёл вокруг мелом, который мне пришлось стирать со стенки. Жаль, само отверстие в покрашенной стенке стереть было нечем.

Память снова пыталась возвращать меня в тот, уходящий, опасный и беспокойный мир. Непривычно беспокойный и излишне опасный! Как хорошо, что всё кончилось. Или кончилось почти всё…

Вымыв полы и протерев влажной губкой мебель, я пошёл собирать по квартире грязную одежду… А собрав, понял, что стирать её мне практически нечем. Остатки порошка из коробки использовала ещё Лика… И я торопливо собрался и пошёл за порошком в магазин. Но возле самого магазина меня перехватили.

Два парня в гражданской одежде, показав мне навскидку знакомое уже удостоверение, предложили сесть с ними в машину. Я отказываться не стал. Хотя, прежде чем сесть на заднее сидение, всё-таки провёл пальцами правой руки по левому запястью. Просто, по привычке. Запястье, к сожалению, было теперь пустым и холодным.

А меня те парни привезли в хорошо известное четырёхэтажное здание, и провели к знакомому кабинету на третьем этаже, и безо всяких церемоний, запустили в дверь. Внутри меня ждали двое: хозяин кабинета майор Вяземский и его начальник, молодой полковник Богданов. Вяземский начал первым, когда я ещё только сделал первый шаг от порога:

— Что же вы, молодой человек, не выполняете того, что должны? Мы же с вами договорились!..

И мне сразу же пришлось перейти к активной обороне:

— Не помню, чтобы я с вами о чём-то договаривался… — Вяземский даже опешил от такой наглости. Он-то считал меня уже полностью лояльным…

— Ну, как же? Вы, Валерий Евгеньевич, должны были срочно в Диагностическом центре…

Но его перебил уже Богданов:

— Я вам говорил, Иннокентий Семёнович, этот человек со своими твёрдыми убеждениями! И сделать его мягким и податливым у вас не выйдет… Здравствуй, Валера!

В этот раз Богданов был в строгом костюме, и я почувствовал, что простым сегодня разговор с ним не будет. Хотя полковник до сих пор мне казался гораздо более лёгким в общении человеком. Он, если и пытался привлечь собеседника на свою сторону, то делал это плавно и незаметно. Так, что ты сам начинал думать, что готов согласиться с его доводами. Это я знал по себе.

— Здравствуйте! — добродушно ответил я, — Я надеюсь, за последнее время ничего страшного не случилось?

Проходя в кабинет и без приглашения примериваясь устроиться в стоящем перед ними свободном кресле, я непроизвольно улыбнулся. Полковник, как обычно, излучал доброжелательность. Он был счастлив вновь видеть меня.

— Да, ты уже… вы уже натворили дел!.. Сверх всякого хватит! — со злобными интонациями, отозвался Вяземский, прожигая меня глазами.