Три повести

Потом нашли виновника, железнодорожного мастера, служившего раньше в войсках Колчака. С любопытством вглядывался гидролог в сухонькое, в скопческих морщинках, лицо человека. Свыше пятнадцати лет потаенно накапливалась в притаившемся человеке ненависть к новым делам и порядкам. Японские иены, найденные под половицей служебной квартирки, не были накоплены в годы интервенции, когда всяческая валюта гуляла по свету. Иены оказались позднейшего выпуска. Даже сюда, до самых глухих таежных мест, доходила борьба, не разгаданная сначала гидрологом, и он счел сейчас нужным напомнить о первом своем опыте.

…И вот к концу поезда снова прицеплен вагончик Дементьева. Казалось, не было позади семи месяцев в тайге, но признаки весны и солнце, бьющее в окна вагона, говорят о передвижке времени.

— Придется тебе потерпеть еще денечек, Заксор, — предупредил Дементьев. — Сегодня сделаем остановку в пути. Надо мне побывать на одном собрании железнодорожников… для тебя, Алексей, это будет тоже полезно. Есть у нас одна задача… железнодорожное дело велось до сих пор по старинке, держалось на старых правилах. Но на старых правилах далеко не уедешь, стране нужны другие темпы и правила. Задача эта, если попросту сказать, вот какая: каждый паровоз после определенного пробега должен встать на промывку, чтобы не образовывались накипь и загрязнение котла. Старые транспортники полагали, что удлинить этот пробег между промывками паровоза нельзя. А есть у нас одна бригада, которая берется провести поезд с одним паровозом с Дальнего Востока до самой Москвы. Вот ты и прикинь, что это значит для транспорта, если один паровоз без отцепки и без промывки в пути сможет вести поезд на тысячи километров… — Дементьев задумался. — Пройдут годы, и все наши сегодняшние усилия останутся, конечно, позади. Сегодня мы бились за воду в районах вечной мерзлоты, а завтра новые паровозы обойдутся уже без нашей воды. Это будут мощные паровозы-конденсаторы, которые без пополнения водой смогут проходить тысячу километров безводных пространств — здесь ли, в районах вечной мерзлоты, или в безводных песках Средней Азии… а может быть, это будут и электровозы.

Бежали назад еще голые поля, но небо было уже синим весенней синевой.

К вечеру вагончик Дементьева отцепили на большой станции. Товарные составы стояли на запасных путях. Гудели маневровые паровозы, пели рожки, станция жила ночной жизнью. Совещание было назначено в здании клуба. Вся бригада, двадцать два человека, ждала Дементьева.

Бригада бралась провести поезд с одним паровозом с Дальнего Востока до самой Москвы. Сможет ли паровоз пройти весь этот путь без промывки? Все зависит от правильной продувки котла и от применения средств против накипи. Машинисты говорили о котле, смазчики — о расстановке тормозов, о весе и ремонте вагонов, диспетчеры — о графике. Дементьев выслушивал и делал записи в блокноте. Но главное было все же не в весе вагонов, не в расстановке тормозов и не в продувке котла, а в людях…

Почти четыре часа продолжалось деловое совещание. Были еще непонятны для Алеши все эти новые слова: буксовые клинья, сальники, «антинакипин», топочный режим, поршневые втулки, крейцкопфные вкладыши, обозначавшие сложное и большое хозяйство… Только к полуночи, в дыму папирос, Дементьев закрыл совещание.

— Так вот, товарищи, не буду повторять о значении этого рейса для транспорта, — сказал он как-то буднично, — хочу о другом сказать. Ведь большинство из вас амурские дальневосточники?

Ему ответили дружно — большинство были амурские.

— Дальний Восток — самая далекая часть нашей страны… и вместе с тем — самая близкая по смыслу тех задач, которые стоят перед нами. Огромные перспективы хозяйства, край безмерно богатый и едва тронутый человеком. И вместе с этим — однопутная магистраль, пропускающая лишь несколько пар поездов в сутки. Именно вам, дальневосточникам, надлежит стать преобразователями этого края… это большая честь, но от этого зависит и оборона страны. А отсюда и все выводы и смысл вашего рейса.

Его окружили. Худой, высокий человек подошел к Алеше. Черная суконная гимнастерка на нем была перехвачена кожаным поясом.

— Так ты Прямикова сын? — спросил он. — Игната Прямикова? — Его длинное лицо было рябоватым. — А я знаешь кто? Грузинов, Иван Грузинов, слыхал? Старший машинист… твоего тятьки свояк, уссурийский. Я тебя ведь вот каким знал…

Он показал ему полпальца с въевшимся под ноготь давним черным следом машинного масла.

— Ты что же, тоже по транспортной части готовишься? — спросил он.

— Да, хочу поступить в транспортный техникум…

Он рассказал о своей работе в тайге.

— Ну, а теперь ты куда?

— Возвращаюсь к отцу… а там в техникум, если примут, конечно.