Три смерти Ивана Громака

Риск? Да, конечно… Но и доход несоизмеримо больше! До поры, до времени, конечно…

Пока не повяжут «мусора».

Обязанности распределили согласно индивидуальным наклонностям и «творческому» потенциалу.

Мелкий и чрезвычайно шустрый Охрим обычно орудовал в тёмное время суток («сова» он и в Севастополе сова!): незаметно подкатывал к какой-нибудь хорошо одетой тётке и резал лезвием её сумку; нескладный, угловатый, но физически сильный Василий специализировался на чистке карманов перебравших с алкоголем мужиков, ну а застенчивый и совсем неопытный в новом для него амплуа Иван либо тырил то, что плохо лежит, у зазевавшихся торговок, либо просто стоял «на атасе».

Однако в новогоднюю ночь и ему захотелось отличиться – удивить приятелей необузданной прытью да лихой казацкой удалью.

Дабы продемонстрировать «высший пилотаж», объектом ограбления Громак избрал не какого-нибудь бездомного замухрышку, а настоящего флотского командира – статного красавца в реглане знаменитой московской швейной фабрики имени Клары Цеткин и чёрной шапке с кожаным верхом. Командир этот отнюдь не чеканной, а расхлябанной, неуверенной походкой ковылял в полупустой зал ожидания – прямиком из вокзального буфета, где он употребил энное количество казённой водки под разнообразную закуску, один вид которой вызвал у беспризорного мальчишки приступ обильного слюновыделения.

Примостившись на краю лавочки в первом ряду, военный снял своё роскошное пальто и положил его рядом – по левую руку, после чего окинул мутным взором почти безлюдное помещение и, уткнув подбородок в грудь, моментально засопел.

Кто же знал, что он нисколько не пьяный, а лишь сильно уставший?

Иван расположился сзади и, когда убедился, что мужик уснул, немедля полез в карман кожаного реглана.

В тот же миг крепкая рука легла на его запястье.

Громак попытался вырваться. Да где там?!

– Что, попался? – совершенно безобидным тоном тихо, но твёрдо произнёс незнакомец. – Думал, что дядька набрался вдрызг и поэтому легко позволит себя ограбить? Нет, братец, я как стекло, просто не спал две ночи подряд. А сто грамм для моряка – тьфу, пыль, понял?

– Отпустите меня, дяденька, будь ласочка…[6] Я больше не буду, – притворно захныкал неудачливый воришка.

– Отставить сопли! – насупился незнакомец. – Ты мужик али нет?

– Мужик, – надулся, несколько опешив, Иван и спросил, сердито глядя на флотского: – Разве не видно?

– Значит, должен отвечать за свои поступки. Ну чего молчишь, как будто воды в рот набрал?

– Виноват! Исправлюсь… – буркнул Громак.

– Где это ты нахватался таких старорежимных оборотов? В Красной армии и на флоте следует отвечать: «Есть, товарищ капитан второго ранга!». Повтори.

– Есть!

– Да, кстати, а есть ты будешь? – неожиданно поинтересовался незнакомец. – В смысле – кушать?

– Не откажусь, – опешил Громак. – Только нас трое…

– Что ж, давай, зови их сюда!

– Василь, Охрим! – на весь вокзал заорал Иван.

Далеко сзади, из-за угла зала ожидания одновременно выглянули две хитрые физиономии. Одна над другой: первая – чуть ниже, другая – выше.

– За мной – марш! – решительно распорядился военный и, перекинув через руку пальто, едва не ставшее объектом чужого посягательства, направился в противоположный конец помещения – туда, где из-за стойки выглядывал белоснежный головной убор, с виду напоминающий то ли поварский, то ли шутовской колпак.

Как оказалось, он прикрывал круглую, словно очерченную циркулем, головушку немолодой и чрезмерно пышной дамы – вокзальной буфетчицы тёти Тони, старавшейся не упускать ни одного свободного мгновения для того, чтобы немного, как она сама выражалась, покемарить.

Некоторые служащие, часто околачивающиеся в станционной курилке, у которой любил попрошайничать Иван, шёпотом поговаривали о тюремном прошлом тёти Тони, мол, у нашей буфетчицы не одна ходка за плечами, но это так – слухи, серьёзными государственными документами никто из них, естественно, не располагал.

– Так… Три ватрушки… – начал моряк.

– И три чая! – напускно пробасил Василий и так выглядевший значительно старше своих лет.

– Мне ещё, если, конечно, можно… Грамм двести любых конфет, – зарделся румянцем Охрим Терещенко, давно мечтавший набить брюхо загадочными кондитерскими изделиями.

(До этого момента в его недолгой жизни были отмечены лишь единичные случаи угощения сладостями из рук залётных богатеев, почему-то не очень часто попадавшихся на жизненном пути наших героев.)

Но новый знакомый, кажется, собрался переплюнуть их всех.

– Нет проблем, товарищ юнга, – он похлопал Охрима по плечу и повернул лицо к буфетчице: – Ну-ка, мадам, взвесьте полкило самых лучших, самых дорогих – шоколадных – для моих лучших друзей!

– Слушаюсь, товарищ капитан! – ухмыльнулась тётя Тоня.

– Да побыстрее…

– А волшебное слово? – пробормотала буфетчица, растягивая в улыбке и без того непомерно широкий рот, обрамлённый сочными мясистыми губами.

– Пожалуйста! – безхитростно и добродушно прищурился щедрый клиент.

* * *