Три цвета белой собаки

Очень высокий, худой, светловолосый. В отличие от своих коллег одет не по сезону: в плотную черную рясу. Для беседы батюшка любезно пригласил нас в свой дом, который точнее будет назвать хатыною: уже снаружи было понятно, что внутри чисто, уютно и пахнет травами и хлебом. Я удивился, заметив на крыше хаты небольшой купол с возвышающимся крестом.

Матушка Анастасия вышла нас встречать в компании нескольких кур и великолепного петуха с пышным хвостом. Я был поражен: она совершенно не была похожа на жену священника — в том смысле, как рисует нам воображение и показывает опыт. Матушка выглядела абсолютно как модель. Высокая, очень худая. Чистое миловидное лицо. Из-под легкой бежевой косынки выглядывали русые пряди. Длинная синяя ситцевая юбка, белая блузка с короткими рукавами, молочные «школьные» туфельки с круглыми носками и на застежках. Выглядело все это очень стильно, словно модель одевал стилист для фэшн-съемки и долго искал антураж в виде кур и петуха.

Матушка пригласила нас в дом — на чай. В хате было прохладно, пахло любистком и мятой. Стоял настоящий самовар и рядом — заварочный чайник в мелких сиреневых цветочках.

— Вот отведайте нашего чайного сбора, я сама его готовила, — приветливо улыбаясь, негромко произнесла матушка.

Мы с батюшкой перекрестились на иконы в красном углу и присели к столу. Пока матушка разливала чай, я осмотрелся: небольшая светлая горница, стол, покрытый кружевной скатертью, безыскусные деревянные стулья, у стены — лавка, окошки с кисейными занавесками. Все очень и очень простое. Даже чересчур простое, подумал. Не то чтоб я рассчитывал увидеть в хате евроремонт, но мне казалось, что внутри будет как-то зажиточней.

Чай был очень вкусный, я определил шалфей, но больше не мог разгадать.

— Что вы сюда положили? Какой секрет? Невероятный чай! — Я любовался попадьей, стараясь пригасить свое мужское любопытство, спрятать шарящий взгляд, отогнать грешные мысли.

— Ну что вы, ничего особенного. — Матушка Анастасия явно заметила мой интерес, потупила глаза, сложила руки на коленях и больше не проронила ни слова. Чтобы не смущать ее, я развернулся всем корпусом к батюшке:

— Знаете, отец Алексей, папа мой родился в этом селе. И отец рассказывал, что у его деда был здесь свой хутор. Вот я и решил поискать следы.

— Марк, напомните мне вашу фамилию, пожалуйста, — вежливо произнес батюшка. Мою фамилию вряд ли ему сказали, да и я не успел.

— Глад-ко-ха-тый, — отчетливо произнес я.

— Знакомая фамилия, — откликнулся отец Алексей. — На нашем кладбище есть могилы с такими фамилиями. Можем сходить туда, и вы все сами посмотрите. А пока давайте помолимся за упокой родни вашей и свечку поставим.

Я повертел головой, не сразу сообразив, где ж тут молиться, а отец Алексей поднялся, пересек комнату, открыл двустворчатую дверь, и мы оказались в церковной зале. Пахло воском, ладаном, полевыми цветами — под маленьким алтарем стояло несколько букетов. Я такого еще не видывал: церковь была пристроена к хате, а, может, это была перестроенная хата.

Небольшая комната казалась залом, святые строго смотрели на нас. Тут я понял, что за купол был вверху. Батюшка дал свечку, зажег лампадку перед ликом Иисуса и, осенив себя крестом, тихо вышел.

Казалось, открылся портал в прошлое. Я стоял в этой то ли церкви, то ли хате и одновременно был в другом измерении: вспоминал папу, деда, бабушек, тетю, их скупые, словно неохотные рассказы о предках, которые жили на этой земле, тут любили, страдали, растили детей. По ощущениям было похоже, как если бы я стоял в центре огромного невидимого солярия, пронизывающего меня полезными лучами. Я купался в этих лучах, чувствовал их мощную энергию, и сила вливалась в меня. Сила моего рода, накопленная веками.

И я понял, почему мои родные так мало рассказывали о прошлом: боялись! Язык мой — враг мой. В годы репрессий выживали самые молчаливые. Они не хотели ставить меня под удар, а я по молодости интересовался больше школьными подружками и распитием «портюши» с друзьями. Теперь уже и спросить некого.

Лучи погасли. Кто-то отключил гигантский солярий. Однако мое лицо горело, и ощущение необычайного прилива сил никуда не делось. Может, давление подскочило, подумал я и решил не обращать внимания. Немудрено, что организм реагирует таким странным образом — все-таки не каждый день я пускаюсь в путешествия, чтобы разыскать своих предков.

Я вышел из церковной залы. Батюшка скользнул внимательным взглядом по моему лицу:

— Готовы ли идти на кладбище?

Как-то сразу было понятно, что на край села к кладбищу мы именно пойдем, а не поедем. Идти было далековато, я вспотел и устал. «Недолго же меня продержала сила рода», — подумал, переводя дух. Однако на погосте я забыл об усталости. Рассматривал могилы с моей фамилией. Некоторые были с гранитными стелами, но большинство с крестами — железными и деревянными.

Отец Алексей терпеливо ждал, пока я обойду все могилы. И лишь когда мы с ним отошли в тень старой груши и присели на отполированную временем лавочку, выяснилось, что он приготовил мне сюрприз: