Три цвета белой собаки

— Вот на тебе! — отреагировала белобрысая. — К деду уже из самой столицы за помощью едут! — В голосе сквозила неприкрытая зависть.

— Какой помощью? Я родственник его. Ну, мне так кажется, — счел нужным уточнить.

— Так он людям помогает, порчу может снять, от сглаза защитить, болезнь отогнать!

Так я и думал. Не зря отец Алексей распсиховался и отказался идти к моему родственнику (почему-то мне было приятно считать загадочного деда Луку родственником).

Соседка пожирала меня любопытными глазами:

— Он на кладбище отлучился, наверное.

— Так я только оттуда, никого там не видел.

— Э, тут у нас еще одно, вот возвращайтесь по дороге и налево, оно там и будет — за хатами.

Перспектива торчать тут на жаре и точить лясы с соседкой меня не вдохновляла. Придется прогуляться на кладбище номер два.

— А вы, может, зайдете ко мне, чаю попьете, а там и дед Лука придет? — стрельнула соседка глазами.

— Спасибо, я тороплюсь. — Пить хотелось жутко, но идти к соседке на чай — увольте. Какая-то сценка из дешевого романа.

Я развернулся и побрел в указанную сторону. За моей спиной звякнула цепь, я обернулся. Пес с шумом бухнулся на землю в тенек и положил голову на толстые лапы.

Слева — невысокие заборы, справа — молодые осины, от солнца спрятаться было некуда. Дошел до поворота налево и направился по узкому переулочку вдоль кустов малины. Впереди виднелось несколько березок, а сразу за ними — холм высотой с десяток метров. Я удивился: тетка сказала — кладбище, а тут курган. Но ладно, пойду дальше.

Я прошел березы и увидел кресты: кладбище расположилось прямо на холме. Как же они тут хоронили, интересно? Нелегко ведь — крутой наклон. Я бродил между деревянными крестами — синими и белыми, рассматривал заросшие травой и полевыми цветами могилки. Гудели пчелы, а мне казалось, что гудит от напряжения воздух.

Здесь я насчитал семерых Гладкахатых, но ни одного Гладкохатого. Вокруг не было ни души. Только пчелы что-то разгуделись да воздух словно сгустился, как перед грозой. Я поднял глаза от очередной таблички на старом кресте — и обмер. Передо мной стоял волк с высунутым, истекающим слюной языком. На белом коне сидел черноусый всадник и держал пику с остроконечным красно-синим флажком. Черная шапка, синяя черкеска, широкие шаровары заправлены в мягкие сапоги.

Я застыл от ужаса. В момент стало тихо-тихо, даже пчелы перестали жужжать. Барабанные перепонки стали распухать от тишины и навалившегося страха. Я читал, что в Украине встречаются сельские кладбища прямо на курганах скифских или казацких. Может, это памятник воину, упокоившемуся здесь? Мозг лихорадочно искал объяснения невозможному, нереальному факту, а я с готовностью в эти неуклюжие объяснения верил. Памятник! Конечно, я вижу памятник, очень мастерски сработанный — как живой! Только вот почему у волка слюна капает?!

В глазах щипало от пота, стекавшего со лба. Я отер лоб и… никого не увидел! Видение бесследно исчезло. Только в воздухе явственно чувствовался запах перегретой шерсти. Или это нервы играют со мной злую шутку?

Что за черт! Неужели это попадья опоила меня своим снадобьем? Глазки она, видите ли, опускает! То-то батюшка деру дал от меня. Погоди, Марк. Погоди. Но ведь ты видел волка и всадника раньше, когда никакого чая от матушки еще и в помине не было!

Голова разрывалась от мыслей, тело было странно легким. Реальность подрагивала, будто в фантастическом фильме. Впрочем, летом воздух часто дрожит от жары. Надо возвращаться к деду Луке, а там и Саша, может, уже подтянулся. Поговорю с дедом — и домой. Довольно с меня здешней чертовщины, у меня своей хватает. Одна Оксана чего стоит. Нет, все, достаточно, я уже сыт по горло всеми этими волками, конями и всадниками.

От довольно сильного удара по плечу я подскочил. Не успел обернуться, как ощутимый толчок в спину чуть не свалил меня прямо на могилку.

— Что за фигня! — вскрикнул от неожиданности, крутнулся, еле удержав равновесие. И весьма вовремя — какой-то старик занес над головой толстую отполированную палку.

— Стойте, стойте! Что вы делаете?! — заорал я.

— Что, что? А ну кыш отсюда, потрошитель!

Голос на удивление звонкий, молодой. Хотя самому лет 80, наверное.

— Какой еще потрошитель?! У меня тут родичей много лежит!

Палка опустилась.

— Родичей? — недоверчиво переспросил дед.

— Смотрите: вот могила Афанасия Гладкахатого, а вон Матрены Гладкахатой, а я тоже Гладкохатый, только через «о».

Дед внимательно осмотрел меня, сканируя темными живыми глазами, усмехнулся:

— Ах ты, вон оно как, ну ты прости, прости… Сторожу я здесь, всех наших родичей сторожу. А я — Лука Гладкахатый, через «а».

Вот это да, обрадовался я.

— А я вас ищу, был у хаты вашей, не застал, сюда наведался.

— Вижу, что родственник, — кивнул дед, не проявив интереса к моему сообщению, что я его искал. — Ты — вылитый Иван, брат мой двоюродный. Давай знакомиться.

Я пожал худую, загорелую, в глубоких морщинах и царапинах руку:

— Марк меня зовут.

— Вот и познакомились, родственничек. — Лука изучающе смотрел на меня со странной улыбкой.