Три цвета белой собаки

— Бесполезно отговаривать. Нет у нас никакого будущего.

— А если вы разведетесь через пять лет? И прибежите ко мне? А? — Я испытывал почти физическое наслаждение от этой ирреальной беседы.

— Вполне возможно, что и разведусь, — вдруг согласилась Марина. И зло добавила: — Вот только к вам я не побегу, уж в этом я уверена!

— Это почему же? — Я почувствовал себя уязвленным.

— А что тут непонятного? — Марина засмеялась — трескуче, неприятно, закашлялась, отхлебнула вина. — Что тут непонятного? Через пять лет вам сколько будет? Шестьдесят?

— Почему шестьдесят? Пятьдесят восемь! — запальчиво воскликнул я и осекся.

— Какая разница, все равно шестьдесят! А мне тридцать пять будет! И вы думаете, что я к вам побегу?!

Я не думаю, дорогая моя, я знаю. Мне вдруг стало грустно и легко одновременно. Словно я носил за собой сундук с дорогими сердцу детскими книжками, утомил руки, натер мозоли, а потом взял да и сбросил сундук в овраг — вон он, перекатывается по склону, рассыпая книжки. И жалко, и легко.

— А чем вас так эта цифра пугает? — Я решил еще немного продлить психоаналитический сеанс. — Я полон сил, спортом занимаюсь, выгляжу неплохо, сердце в порядке, вы сами говорили, что левый клапан — это ерунда…

— При чем тут клапан? — Марина с кривой усмешкой рассматривала опустевший бокал. — Вы женаты. Вы намного старше. Я хочу семью и детей. Что вы можете мне предложить, кроме собрания сочинений Фаулза и шедевров мирового кинематографа?

— Ничего. — Я был совершенно искренен. — Вы правы, Марина. Больше мне вам нечего предложить. Поэтому я вас отпускаю. Отпустите же и вы меня…

Она так поразилась, что замерла с незажженной сигаретой во рту и уставилась на меня. Потом вынула сигарету и произнесла:

— Но я и не держу вас, Марк… Спасибо вам за все. Я вас всегда буду помнить. Это были лучшие полгода моей жизни. Пока что лучшие, — уточнила.

— У вас еще будут дни куда лучше, — сказал я, ощущая стремительно наваливающуюся сонливость. — Поверьте мне, я знаю. Будет еще лучше…

Я увидел, что туман вокруг словно ожил, заворочался. Огонек Марининой сигареты стал исчезать в сгустившейся дымке. Все заволокло влажной мутью, в которой лишь угадывался силуэт сидящей напротив женщины.

— Я верю вам, Марк, — донеслось из тумана. — И отпускаю…

Внезапно сырой воздух стал сухим и горячим, мои ноздри защекотал знакомый запах трав. Я замахал руками, стараясь разогнать туман, что-то звякнуло.

— Эй, эй, осторожней, ты чего размахался? — У дивана на стуле сидел дед Лука и держал чашку с чаем, которую я задел рукой.

Я рывком сел, принял чашку, глотнул. Посмотрел на деда и улыбнулся.

— Ну вот, видишь, все получилось, — сказал Лука. — С возвращением, космонавт ты наш!

Он шутил, но выглядел встревоженным. Я допил чай и наконец обрел дар речи:

— Лука, это же машина времени.

— Да хоть какая угодно машина, — отозвался тот и поднялся со стула. — Лишь бы только времени было достаточно. — Старик уже не выглядел обеспокоенным, улыбался.

А перед моими глазами стояла картинка: старый сундук сползает по засыпанному листьями склону на дно оврага. Все, больше он мне не пригодится.

— Лука, мне еще нужно, — просительно сказал я. И представил, как начну его уговаривать. Надо предложить ему деньги. Много денег. И тогда он согласится.

Дед меня ошеломил. Сразу сообразив, что именно мне «еще нужно», он кивнул:

— Знаю. Но чуть позже. Часок погуляй, подумай, а потом снова… В машину времени.

Я в нервном возбуждении вскочил на ноги. Как? Его не пришлось уговаривать! Лишь бы не передумал!

— Ш-ш-ш… — Мой локоть сжала сухая рука. — Что ты встревожился? Будешь пить наливку столько, сколько надо. Пока не скажешь: все, Лука, я во всем разобрался. А ты ж, вижу, только начал разбираться.

И мое путешествие во времени продолжилось.

Глава десятая

Я догадывался, куда именно в прошлом попаду и с кем там встречусь. Страха уже не было, его место заняло предвкушение. Наконец я узнаю то, что меня, по выражению деда Луки, муляет столько лет! Хоть он и говорил, что заказывать маршрут заранее невозможно, однако я чувствовал, что сейчас увижу Еву.

…Пронзительно верещали птицы. Еще не открывая глаз, я довольно улыбнулся: да, все правильно, так я и думал! Когда много лет назад я впервые проснулся в этом лондонском доме, разбуженный оглушительным чириканьем, посвистыванием и прочими трелями, очень удивился: откуда столько птиц? Ева тогда пошутила, что их специально разводят для района Мейфэр. Однако и в менее престижных, и в совсем не престижных районах тоже было полно птиц.

Лондон чистил перышки, снизу из кухни тянуло свежесмолотым кофе. Я с наслаждением вытянулся на прохладном шелке простыни — захрустели косточки, затем резким движением вскочил.

Тогда, почти 20 лет назад, я точно так же проснулся от щебета птиц и не торопился спускаться в кухню. Накануне вечером Ева сделала мне предложение. Выглядело это так.

«Марк, у меня идея».

«М-м-м? — Я сделал глоток белого вина. — Согласен на все».