Три времени года в бутылочном стекле

Ответить было нечего. Юная мама, выкраивая по ночам болоневые плащи, отчаянно хотела доказать своим родителям и всему миру, что у нее все будет хорошо, что все случившееся – только к лучшему. Все будет – и крепкий брак, и достаток, и счастливые дети. Этому ведь нигде не учат, дипломы для этого не нужны. Но мир был намного больше ее кухни, он вмешивался в ее планы, путал их, и вот брак трещит по швам, и достаток не всегда достаточный, а ребенка – единственного! – несет течением куда-то не туда. Задумывался дворец, а построился теремок, и вот-вот придет медведь, и тогда всему точно конец, поэтому пусть у ребенка, у дочки, все будет по-другому. Пусть у нее будет тот самый дворец, да с такими маковками, чтобы издалека было видно. Но прихода медведя мама не допустила, лишних животных из теремка прогнала, а что там с дочкой?..

– В фильмах вообще хорошо, – сказала Алиса невпопад, отодвигая маму в мыслях куда-то далеко, – и в книжках. Там каждая встреча неслучайна. Если персонаж вводится, то он обязательно играет свою роль, и каждый человек, встреченный героем, имеет какое-то значение. А в жизни… Столько всего лишнего, столько шелухи…

Когда идет дождь,

Когда в глазах свет

Проходящих мимо машин и никого нет…47

– Хорошая песня. Прибавь?

– Мне вообще Шевчук очень нравится.

– Да я поняла по твоей футболке, – фыркнула Алиса, – мне не очень, на самом деле. Он какой-то… у него все слишком. Но есть хорошие песни.

– Когда я был подростком, мне все так тяжело давалось. Наверное, у всех так, гормональный взрыв, все такое, потом еще и отец вернулся некстати… И я тогда запоем слушал «ДДТ». Учился кое-как, с друзьями никуда не ходил, а запирался вечерами у себя в комнате, и слушал Шевчука, все подряд. Родители пытались наладить свою жизнь, на меня им тогда было наплевать, и я мог сидеть так часами. Мне казалось, что я один на всем свете, что все остальные – не люди, а просто живая серая масса, что повсюду враги. Был бы девчонкой – наверное, еще б и поскуливал.

«Конечно, скулил бы», – подумала Алиса, – «я ведь скулила».

– И эта песня, она самая особенная была для меня. Я мог слушать ее одну целый вечер. И мне тогда начинало казаться, что я действительно… не один.

«Ты не один».

– И становилось легче, как будто бы кто-то снимал часть груза с души. Я не один. И, знаешь, вот я вроде бы и вырос, а мне только с Шевчуком не страшно идти дальше.

И кто знает, какой

Новой верой решится эта борьба,

Быть, быть на этом пути -

Наша судьба!

Ты не один.

– Расскажи еще что-нибудь, – прошептала Алиса, дотронувшись до его щеки кончиками пальцев, – пожалуйста, не молчи.

Капуста поймал ее руку и накрыл ее своей.

– Когда мне было лет восемь, я любил по вечерам выключать в комнате свет, вот как сейчас. Особенно зимой, когда окна были в инее, и снег казался таким ярким в темноте. Из окна видны были другие дома, и везде тоже горели окна. Где-то были не задернуты шторы, и можно было разглядеть силуэты людей, где-то мигал телевизор или елочные гирлянды. А есть сесть на пол, то видно было только черное небо. И я думал тогда, неужели действительно есть кто-то большой, кто смотрит на все это сверху, и может видеть все, что происходит в каждом окне? Окон ведь бесчисленное множество, и в каждом – человек, и каждому что-то надо, каждый что-то просит для себя. И я начинал бояться, что могу затеряться среди всех этих окон, и что Он просто не найдет меня, или не обратит на меня внимания. И в то же время, было интересно, как это все выглядит сверху? Окна, окна, и в одном из них – маленький мальчик…

– А потом?

– А потом, уже став старше, я понял, что нет и не может быть такой силы, которая за всеми нами бы наблюдала и куда-то нас вела. Ну, только если Шива какой-нибудь шестимиллиардорукий, но я не силен в буддизме. И тогда мне впервые стало по-настоящему одиноко, когда я понял, что никто за мной сверху не приглядывает.

– И тогда на помощь пришел Шевчук?

– Ну… вроде того.

– Мой папа придумал Принцип Последовательной Целесообразности, – снова вспомнила про ППЦ Алиса, – он считает, что если все делать правильно, то все будет хорошо.

– Он ведь немного ошибается, да?

– Не знаю, – грустно улыбнулась Алиса, – но иногда мне кажется, что я верю в ППЦ больше, чем в Бога. Это как религия в нашей семье.

– Ну, с таким ППЦ никакой Бог не нужен, – пошутил Капуста.

– И все-таки, мне приятно думать, что за мной кто-то присматривает. Без этого действительно очень одиноко.

Музыка затихла, слышен был только деликатный шум дождя. Где-то далеко происходила кошачья разборка, нарушая, слава несуществующему для Капусты Богу, интимность момента. Алиса понимала, что давным-давно пора идти домой, что в любой момент могли вернуться и сумасшедший Вадим, и неровный Павел, но, отяжелевшая, словно под грузом всего мира, продолжала лежать на диване, не убирая свою руку из Капустиной руки.