Три времени года в бутылочном стекле

– Я не попрощалась с одним важным для меня человеком, – тихо сказала Алиса, а перед ней вдруг оказались не Вадим с Капустой, а маленькая девочка, изображающая самолет. Девочка летела во взрослую жизнь, девочка взрослела в этой жизни, но взрослела как-то надрывно, неправильно, девочка эта не умела жить и не знала, как. И ее, эту девочку, было жалко, а ту, которую сидела напротив нее и пыталась что-то говорить – нет, – с моим дедом. Он умирал, а я так и не пришла с ним попрощаться…

– Ты же вроде жила с бабушкой и дедушкой в Омске? – спросил Капуста.

– Это папины родители, а я говорю про маминого отца.

– А, который летчик?

– Да, который летчик.

– Люди не всегда успевают попрощаться, это естественно, – снова пришел ей на помощь Капуста.

– Нет, – покачала головой Алиса, – у меня было много времени. Он умирал не внезапно, а полгода. За это время я была у них с бабушкой в гостях всего несколько раз, а в последний месяц не приходила вообще. Я… не могла заставить себя прийти, искала разные причины…

– Почему?

– Мне было страшно. Я не знала, как себя вести. Не знала, что говорить. У нас в семье до этого никто не умирал… К тому же, он так изменился… весь высох… казалось, что это другой человек, не мой дед, и от этого было еще страшнее. И когда уже было понятно, что дело идет к концу, я не могла себя заставить даже подойти к его дому, хотя он был недалеко…

Алиса судорожно отхлебнула пива. Братья внимательно смотрели на нее из-за другого края стола, как с другой планеты, словно пытаясь найти и не находя трагизм в ее словах.

– Вы не понимаете, просто это был особенный человек. Один из самых главных людей для меня в семье, а в какой-то период – самый главный. Он… меня очень любил, и даже маленькая, я могла это почувствовать, ведь маленькие об этом не сильно задумываются, но я чувствовала, что он меня любит не так, как другие, даже не так, как родители. Он, единственный, наверное, кто мог любить меня просто так, не думая, кем я должна стать и, вообще. не строя на мое будущее каких-то планов. Не в отместку другим, а просто любил, вот ни за что. Как если бы я тонула, и все протягивали мне руки, то только его рука была бы протянута без какого-то дальнейшего умысла, а просто потому, что он хотел меня спасти. И эту руку… я, наверное, всегда ее чувствовала. И столько интересного он мог рассказать, он был как целый мир для меня… А потом, когда я уехала в Сургут, и там начались всякие истории, мне стало так тесно в моей семье, хотя тесно было именно с родителями, я начала рвать эту семейную связь, и с ним тоже, рвать где-то внутри себя. Мне казалось, так будет легче, так будет правильнее. Они ведь никогда не видели меня взрослой, самостоятельной, меня, по их мнению, всегда нужно было защищать, направлять, подсказывать, а мне так тесно было во всем этом… Но только не дед. Когда я уже училась в Омске, и мы с ним иногда разговаривали – да, прежней связи между нами не было, я ведь ее порвала, – но я чувствовала, что он не считает меня маленьким несмышленышем. Он единственный из всей семьи не разговаривал со мной, как с ребенком, а разговаривал, как с равной. Я это чувствовала, и это было здорово…

Болезнь деда выявилась случайно и сразу на поздней стадии, незадолго до переезда Алисы в Омск, поэтому жить она стала именно с отцовскими родителями. Сначала от нее, по обыкновению, все скрывали, но потом, уже когда дед лег на первую операцию, скрывать было бессмысленно. Алиса помнила, что, хоть ей и было прекрасно известно, что четвертая стадия рака – диагноз смертельный, новость эту она серьезно не восприняла. Ее дед не мог ничем болеть, а тем более – умирать, казалось ей, он ведь такой высокий, такой красивый, такой молодой, и никогда даже не простывал по-крупному, и рак – это вообще не про него. Алиса продолжала жить, как жила – немного училась, больше веселилась с друзьями. Дед не остался прежним после операции, что-то в нем уже тогда непоправимо сломалось, хотя результаты лечения и были неплохими в его случае, и он прожил еще два года после этого, но он стал похожим на склеенную чашку после падения. Чашка вроде та же, но склейка бросается в глаза. Пропала его фирменная стать, под грузом болезни сгорбились плечи, интересы сомкнулись на телевизоре, а все далекие-красивые страны остались где-то далеко, в здоровой молодости.