Три заповеди Люцифера

Первое, что я увидел, после того, как пришёл в себя, был высокий сводчатый потолок, на котором судорожно метались тени. Скосив глаза, я увидел рядом с собой дремлющую сиделку и понял, что нахожусь в Храме Страждущих, а по-простому – в военном госпитале. Судя по тому, что кроватей в палате было только четыре, я понял, что поместили меня в офицерскую палату. Я даже не удивился такому повороту судьбы. Память услужливо напомнила мне события последних часов, и я удивился, что после всех перипетий остался жив. Кровать скрипнула подо мной, и сиделка очнулась от дрёмы.

– Слава тебе, Господи! – запричитала она. – Очнулся! – и после этих слов куда-то убежала. Вскоре я услышал тяжёлые и торопливые шаги. Это был Кожемяка. Василий Никифорович был в забрызганном кровью халате, видимо, прибежал ко мне сразу после операции, даже руки помыть не успел. Сиделка еле поспевала за ним и всё время повторяла: «Очнулся офицерик наш! Наконец-то очнулся»!

Василий присел на край моей кровати, и кровать под тяжестью его тела жалостливо скрипнула.

– Ну, что же ты, брат, нас так пугаешь? – добродушно прогудел хирург. – Скажи спасибо, что на тебя вовремя патруль наткнулся, а то неизвестно, как бы всё повернулось!

– Что со мной? – слабым голосом спросил я.

– Ты сам врач, вот и скажи мне, что с тобой произошло.

– У меня ничего не болит, – после короткого раздумья диагностировал я. – Помню, что внезапно потерял сознание, а перед этим было что-то вроде паралича дыхания и судорог.

– Так, понятно, – снова загудел Кожемяка. – Сейчас загрудинные боли есть, дыхание затруднено?

– Нет! Я же говорил, что у меня ничего не болит! И дышится легко, вот только чувствую себя, как после тяжёлой болезни. Так что со мной, брат?

Кожемяка помялся, потом вполголоса тихо произнёс:

– Судя по симптомам, у тебя случился сердечный приступ, объяснения которому я не нахожу. Обычно после такого приступа больные умирают, не приходя в себя. Однако ты почему-то выжил. Видимо, приступ был кратковременный, и организм твой молодой сам справился с аритмией и запустил сердечко по новой, что само по себе уже невероятно! Эту ночь ты проведёшь под моим наблюдением, а завтра решим, что с тобой делать. Отдыхай!

После чего Кожемяка поднялся и торопливо ушёл, а тяжёлые шаги его ещё долго эхом раздавались в тёмных коридорах уснувшего госпиталя.