Три заповеди Люцифера

Академия поразила меня размахом, я даже растерялся, когда узнал, что для обучения надо выбрать одну из семи кафедр. У себя дома в Саратовской губернии, процесс обучения в академии я представлял несколько иначе, в упрощённом виде.

– Кафедра анатомии, кафедра физиологии, патологии, терапии, хирургии, материальной медицины, акушерства, – заворожённо шептал я, глядя на список кафедр, помещённый напротив центрального входа в помпезное здание академии. В растерянности я покинул здание и стал кружить вокруг памятника. Видимо, со стороны вид растерянного провинциала вызывал жалость, о чём я даже не подозревал, так как был полностью поглощён проблемой выбора между кафедрой терапии и физиологии. Наверное, поэтому проходящий мимо меня высокий плечистый студент с вольнодумной куцей бородёнкой на открытом широком лице исконного русака остановился возле меня, внимательным взглядом оценил моё нервическое состояние, и, не торопясь, закурил папиросу. Какое-то время он молча наблюдал за моим кружением вокруг гранитного постамента, потом выбросил папиросу и шагнул мне навстречу.

– Позвольте, вьюноша, пожать вашу мужественную руку, – не скрывая иронии, произнёс богатырь и протянул мне широкую, как лопата, ладонь. – Если не ошибаюсь, Вы здесь для того, чтобы положить на алтарь медицинской науки свою младую жизнь? Похвально, молодой человек, весьма похвально! Только позвольте дать Вам бесплатный совет старшего товарища.

– Буду весьма Вам, господин, простите, не знаю вашего имени, признателен. – смущённо пробормотал я, пытаясь вынуть руку из ладони незнакомца.

– Василий Сокольских, по прозвищу Кожемяка, из Орловских мелкопоместных дворян. Ныне, как Вы, наверное, догадываетесь, имею честь быть студентом выпускного курса сего знаменитого и единственного в своём роде заведения.

– Евгений Саротозин, – представился я в ответ. – Из Саратовской губернии. Дворянского звания не имею, так как рождён вне брака, – зачем-то добавил я, глядя в смеющиеся глаза нового товарища.

– Пустое! – почему-то с презрением произнёс Сокольский и плюнул на чахлый газон. – Здесь это, юноша, большого значения не имеет. – Здесь Вам не салонное общество. Сия цитадель знаний есть сборище нигилистов и безбожников! Мы, знаете ли, закоренелые грешники: к мёртвым без особого почтения относимся – кромсаем плоть во имя науки, и в бессмертии души человеческой сомнения имеем. Так что мой Вам совет – бегите!

– Я, господин Сокольских, твёрдо решил посвятить себя медицине, – решительно произнёс я, смело глядя в лицо Кожемяке. – Хотя на бессмертие души человеческой у меня совсем другая точка зрения.

– Похвально! Только Вы, мой юный друг, приехали сюда, движимые романтическими побуждениями. Смею предположить, что Вы не предполагали, что ваша будущая практика будет связана с болью и страданиями пациентов, что романтики в ней ни на грош, а кала и крови ой как много, да и, к тому же ещё и мертвечиной попахивает.

– Напрасно Вы меня господин Сокольских пугаете. Моё решение окончательное. Крови я не боюсь и в сказки о живых мертвецах не верю.

– Значит, Вы Евгений здравому смыслу не внемлете, и советом моим пренебрегаете. Впрочем, поступайте, как считаете нужным, но уж если твёрдо решили стать российским лекарем, то накрепко запомните: медицина – это не ремесло и не собрание господ в белых халатах, бойко общающихся между собой по-латыни. Медицина – это образ жизни! Это религия, и, присягнув ей единожды, ты остаёшься верен ей до гробовой доски. Простите, дорогой друг, за пафос, но говорить о предмете своей страсти я по-другому не могу.

– Постойте! – воскликнул я, видя, что мой новый знакомый собирается откланяться, и схватил его за рукав поношенной студенческой куртки. – Мне действительно нужен Ваш совет. Я не подозревал, что медицинская наука так многообразна, и теперь не знаю, в какую кафедру подать прошение.

– Прошение юноша следует подавать не на кафедру, а в канцелярию, коя находится на втором этаже здания. Ну, а с выбором кафедры лично для меня сложностей не было. Хирургия и только хирургия! Врач, который не может вырезать пулю, вскрыть нарыв на теле больного или правильно совместить раздробленную кость, не достоин чести носить белый халат. В лучшем случае он шарлатан, в худшем – убивец! Прощайте, Евгений! Даст бог, свидимся в храме Утоления Печалей Страждущих.

– Простите великодушно, сударь! – прокричал я ему вслед. – Я не понял, где мы свидимся!

– В больнице, мой юный друг! В больнице! – рассмеялся Кожемяка и скрылся за потемневшей от времени и непогоды тяжёлой створкой входной двери академического корпуса.

В этот день я подал прошение о зачислении меня на кафедру хирургии, и был принят.