Три женщины

В вагоноремонтной мастерской народу было немного. Всего-то пара рабочих.

– Вот! – гордо указал друг Моисею на довольно красивого молодого парня.

Моисей смотрел и ничего не мог понять.

– Понимаешь, это Соломон Курт, из австрийских евреев, попал в плен, потом как-то прижился, сейчас вот здесь работает, вагонные крыши обивает.

– А почем ты знаешь, что ему нужна наша Фрейда? – удивился Моисей.

– У парня нет ничего и никого, и он совершенно не говорит по-нашему. Только по-немецки.

– Так как же с ним общаться-то? – оторопел Моисей.

– Вай, тебе кто нужен был – жених? Вот он! – занервничал Ханон. – Тебе зачем с ним общаться? А уж Фрида как-нибудь разберется. Да чего тянуть, давай с парнем поговорим.

– Да не умею я, – попятился Моисей.

– Я умею! Идем, – Ханон строго посмотрел на друга.

– Ну, давай, – махнул рукой Бреннер.

Чего там говорил сапожник, много ли наобещал, только парень все время улыбался и кивал головой.

– И таки уговорил я его, Мовша. Придется приглашать тебе меня на свадьбу. Только вот беда – идти-то мне не в чем, – хитро сокрушался Ханон.

– Ладно, старый лис, сошью тебе новый пиджак, если все сладится.

Вечером парень пришел к Бреннерам в гости. Нэха не могла поверить своим глазам. Высокий, косая сажень в плечах, лицо викинга. И при этом все время улыбается.

Нэха накрыла богатый стол, жениху подливали, подкладывали, он все время кивал и застенчиво краснел.

Фрида смотрела в пол и за весь вечер не проронила ни слова. Соломон же поглядывал на девушку с интересом, а перед тем, как уйти, подошел к ней, поклонился и поцеловал руку. Фрида мгновенно залилась краской, Нэха смахнула слезу, а Моисей уже начал задумываться, какое платье сможет украсить его дочь на свадьбе.

И опять Бреннер шил платье, и черную пару для жениха, и пиджак для сапожника.

Фриду выдали замуж.

= 6 =

Роня была самой маленькой, росла с большим отрывом от братьев и сестер. Когда она родилась, Анна жила уже с мужем в Канске, Израиль уехал в Куйбышев на учебу.

Ближе всех к сестре была Фрида. Несмотря на разницу в возрасте в тринадцать лет, девочки много времени проводили вместе. Не сказать, чтобы они дружили, скорее даже наоборот.

Ронька росла боевой и независимой девчонкой. Не сказать, чтобы с идеальной внешностью, но всегда уверенная в себе, в своей неотразимой красоте, чем сильно раздражала Фриду.

– Опять вертишься перед зеркалом, быстро сядь, вон отец положил пиджак пороть.

– Вот причешусь сейчас и сяду пороть, – Ронька не оторвала даже взгляда от огромного зеркала от пола до потолка в красивом золотом багете.

– Чего тебе чесать-то, все дыбом стоит?

– Ой, скажете! А у некоторых три волосины, вот они и завидуют.

На этих словах подушка, запущенная Фридой, летела прямиком в Ронькину голову.

– А на тебе все равно никто не женится, – кричала сестра и пряталась за стул.

– Я тебе покажу, не женится. Посмотрим, кто женится на тебе! У тебя вон волосы торчком и ноги кривые.

– А это меня не портит, это такая фигура, чтобы туфли на каблуках лучше смотрелись.

Ронька ни из-за чего не расстраивалась, ну да, немножко ноги буквой Х.

– Это моя изюминка!

И откуда только слова такие знала.

– Сейчас, нарву укроп в огороде и сяду пороть, – говорила она Фриде, не вылезая из-под стула, и пулей летела из дома.

Через полчаса Фрида шла искать несносную сестру. Ронька кружилась по огороду в танце. Раскланивалась, улыбалась несуществующим кавалерам, высоко поднимала руки, голову держала слегка набок.

– Ронька! – что есть силы орала Фрида. – Совсем очумела, ты что, клоун?

– Иду, иду. – Ронька хватала сорванный укроп, приглаживала волосы и неслась в дом пороть пиджак.

Лет с тринадцати она стала необыкновенной выдумщицей. То есть она ею была и раньше, но как-то это не отражалось на других.

– Ой, девчонки, – говорила она во дворе, – нужно срочно домой. Отец совсем ничего не видит, пойду дошивать бальное платье Витковской.

– Иди ты?! – удивлялись подружки. – Это отец тебе такие платья доверяет? Для самой Витковской?! Брешешь все!

– Я брешу?! Да я давно уже за отца все шью! Вы же видите, он весь согнутый, за машинку влезть не может.

И это так и было. От постоянного сидения за швейной машинкой Моисей действительно согнулся, ходил он с трудом и выглядел старше своих лет. Ронькины подруги не могли этого не заметить.

– Да хотите, вам что-нибудь сошью?

– А ты точно сможешь? – сомневалась Люська, Ронькина закадычная подружка. – А вдруг материал испортишь?

– Я испорчу? – Ронька шумно возмущалась. – Да тебе весь двор завидовать будет. И потом совершенно бесплатно. Тащи материал. Что у тебя там: шерсть, шифон?

– Крепдешин.

– Вообще плевое дело! В цветочек?

– Однотонный.

– Вообще дело! Еще розу тут такую на плечо пришпандорим.

Люся вздыхала.

– Ронька, уверена?

– Да чего ты, в самом деле? Во, видишь, на мне блузочка? Тоже сама.

– Ты ж говорила – дядя Моисей.

– Когда я говорила?

– Да еще в прошлом году!

Ронька задумалась.

– Ой, вспомнила, стеснялась. И потом, отца жалко. Как же скажешь, что все сама, а он уже и не в силах. Люська, тащи материал, пока не передумала.