Тридевять земель

В сущности, равноправие составляет самую основу родового строя. Например, если в стычке кто-либо пролил кровь другого члена своего рода, то его кровь должна быть пролита в том же самом количестве. Если этот кто-то ранил кого-нибудь в своем или чужом роде, то любой из родственников раненого имел право и даже был обязан нанести обидчику или любому из его родичей рану точно такого же размера. Если же дело дошло до ран и суда, то судьям предстояло вымерить величину ран, и тот, кто нанес большую рану, должен был уплатить виру, чтобы восстановить равенство обид. Иными словами, происходит восстановление нарушенного равновесия. Глаз за зуб или смертельная рана за поверхностную шли бы вразрез с ходячими представлениями о равноправии и справедливости. Мысль о справедливости понимается сначала как возмездие, а возмездие мыслится как осуществляемое с вечно-равной этической необходимостью.

На этой ступени в сознании ещё господствует идея о порядке, как о чём-то целостном. Одно место из Тацита уясняет нам самую суть этого взгляда на мир, которым почти целиком определяется право. Говоря об одном из германских племен, историк рассказывает, что, едва возмужав, "они начинают отращивать волосы и отпускать бороду и дают обет не снимать этого обязывающего их к доблести покрова на голове и лице ранее, чем убьют врага. И лишь над его трупом и снятой с него добычей они открывают лицо, считая, что наконец уплатили сполна за свое рождение" (31). Г-н Вельяминов, проведший много времени среди алеутов, отмечает в их среде схожее представление, которое несомненно является уже простым переживанием древнего миросозерцания: "стыдно умереть, не убив ни одного врага".

Потебня: "По-видимому, в непосредственной связи с представлением доли (и болезни) живым лицом находится взгляд, что на свете есть определенное количество счастья и несчастья, болезни, добра и зла, и нет избытка ни в чем. Если один заболевает, то, значит, к нему перешла болезнь, оставивши или уморивши другого. Счастье одного не может увеличиваться, если в то же время не уменьшается счастье другого. "Не би jедному добро, док другому не буде зло". Поэтому и Бог не умножает количеств блага, а только различно его распределяет". Вот почему, вероятно, мысль о справедливости понимается сначала как возмездие. «Бог не гуляет, а добро перемеряет, одному даёт, у другого отнимает"– вот ещё один, правда, уже христианизированный отзвук такого взгляда.

У полабских славян, согласно сведениям Саксона Грамматика, было в обыкновении на первый взгляд довольно примитивное гадание: сидя у очага, женщины чертили по пеплу случайные черты, и потом, если насчитывали их чёт, это предсказывало счастье, тогда как нечёт предвещал беду. Можно думать, что это также признаки подобного миропонимания, которое, при совершенном отсутствии письменности, находило своё выражение исключительно в действиях, неотделимых от религии и по большей части символических. Чёт означал равновесие и покой, нечёт угрожал первому, а значит, и второму. (Наша поговорка: чи чёт, чи лiшка. Лихо одноглазое

) Из такого миропонимания неизбежно должен был вытекать взгляд на право как на возмездие. Ведь возместить – это и значит буквально заполнить то место, которое опустело. (Указания на кровную месть в былинах: «Буде мошь отлить ты кровь родительску, Буде мошь ты с ним да нунь поправишься» (Гильфердинг, 97), «Отместим кровь» (Там ж, 957))

Отсюда заключаем, что поправиться – значит восстановить равновесие методом вычитания. Срезневский, опираясь на некоторые славянские предания, говорит, что кровь убийцы успокаивает душу убиенного и, таким образом, с укоренением этой идеи в умах возникает кровная месть. Скорее было бы предположить родовое и фратриальное устройство древних обществ, что в последние годы так хорошо установлено этнографами.

С этим соображением, по-видимому, следует связать другое: древнее сознание не мыслит линейного развития и ни в коем случае не предполагает, что существует какое-то развитие. Форма существования такого общества – кругооборот, и чем он правильней, тем полнее достигается общественная цель. Род, а некоторое время затем и племя, просто воспроизводят сами себя, и потому никогда не умирают. Как трактует об этом древнее ирландское право, известное братство родственников это корпоративное, органическое и самостоятельное целое: "племя само себя поддерживает". С этой точки зрения однажды установленные условия его существования, которые можно уже назвать правом, неизменны и неотменимы. Земля, составляющая на известном этапе, неотчуждаемый общественный фонд, рассматривается как совместная собственность не только живущих в настоящий момент времени членов рода, но и как собственность пращуров и потомков. Она не представляет собой исключительно предмет землевладения, она не есть предмет исключительно подлежащий возделыванию, но должна следовать своему специальному предназначению: "Земля есть не умирающий человек".