Тридцать ночей

Апрель 13, 2003

Моё самое дорогое,

я думал, что буду чувствовать себя по-идиотски, когда начну писать воображаемой женщине. Я оказался прав. Но и ошибался. Кому ещё может писать мужчина в такую ночь? Конечно же, не своей матери — она лишь ещё сильнее будет плакать. Ни другу — он итак уже всё знает. Он пишет своей женщине, поскольку она дарует прощение.

Всё кончено, любимая. Багдад сравняли с землёй. Ни мостов. Ни библиотеки. Ни зоопарка. Я не знаю, как много мужчин, женщин и детей погибло, и сколько из них от моей руки.

Маршалл просит Бога и Жасмин о всепрощении. Но я не особо хорошо лажу с Богом, так что я сотворил тебя. Ты идёшь во всей красе, светла как ночь... (даже Байрон не передаст всю твою красоту по достоинству).

В следующем письме я расскажу тебе, чем бы я предпочел с тобой заняться, нежели писать письмо. Но — настоящая ты или нет — у меня хорошее воспитание. Я придержу это до нашего второго свидания. А сегодня я прошу лишь об одном одолжении, любимая. Если ты можешь, то просто приляг рядом со мной и дыши — я хочу синхронизировать свои лёгкие с твоими. Пока не почувствую запах твоей кожи вместо пороха, не услышу твои вздохи вместо звука сирен, пока не буду держать в своих руках твоё тело, а не винтовку.

Ладно, может быть мы и займемся этим на нашем первом свидании (что является настоящим подвигом, учитывая моё существующее положение в песчаном окопе, с надетой бронезащитой паха). Как бы там ни было, ты моя и ничья больше. Твоё тело пробуждается и трепещет в моих руках. Твоё дыхание меняется — становится быстрым, порывистым, как сильная песчаная буря. А затем оно прерывается! И превращается в одно-единственное слово. Моё имя. Вот так ты кончаешь. Вот так ты живешь. С моим именем на своих устах, не видя никого, кроме меня, и только ради меня одного.

Когда ты засыпаешь на моей груди, твоё дыхание замедляется. Становится глубже. Я слушаю его и медленно засыпаю. Наконец-то, покой.

Твой,

Айден

Я поняла, что испытала дежавю, но раньше я никогда не понимала, что же это такое. А теперь, когда я прочитала его самодостаточную рукопись — и увидела нас в каждом до единого слове — у меня появилось странное чувство, словно я оглядываюсь на саму себя со стороны.

Я поднесла письмо к губам и поцеловала его. Оно не восполняло отсутствие Айдена, так что я вытащила из коробки армейский жетон и повесила его себе на шею. Потом я накинула на себя одну из его футболок и натянула свои спортивные брюки — игнорируя первые проявления сиреневых пятен на моей коже. Спотыкаясь, я подошла к нашей кровати и легла рядом с Айденом, положив голову ему на грудь. Ужас последних двух дней сломил меня, и я провалилась в сон.

Глава 48

Союзники

Изменение разбудило меня. Дыхание Айдена, ласкающее мою щёку, стало быстрее. Время настало. Через несколько минут его ресницы беспокойно затрепетали. Корбин с Бенсоном находились в комнате, но ожидали за пределами линии взгляда Айдена. Я пересела в кресло, которое, судя по всему, Бенсон поставил у изножья кровати. Глаза цвета сапфира открылись.