Тридцать ночей

Непостижимая тишина обрушилась на спальную комнату. Айден не сводил с меня глаз, как будто сохранял этот образ в завершении всего. Было нечто такое безапелляционное в этом взгляде, что я побежала к нему, буквально наскакивая на его грудь.

Он отступил назад и его правая рука — та самая, которая атаковала меня — быстро переместилась за его спину. Я в ужасе застыла. Неужели он никогда не будет прикасаться ко мне снова? Лучше не начинать с этого вопроса прямо сейчас.

— Пожалуйста, не звони Хавьеру, — сказала я. — Или Реаган. Это касается только нас с тобой. Никого другого.

Он кивнул.

— Позвони Бобу. Скажи ему, что сначала мы будем искать других свидетелей.

Несмотря на весь свой ужас, слова, вырвавшиеся из моего рта, были произнесены пылко и с придыханием:

— Спасибо!

Его глаза смягчились, блуждая по линии моего подбородка и горлу, это уже давно стало обычной моделью поведения, когда он больше всего нуждался в умиротворении. Но затем он заметил свой армейский жетон и нахмурился.

— Я немного по-шпионила, — пробормотала я, опустив свой взор на свои голые ноги. — И, умм, ещё я прочитала твоё письмо. Прости. Похоже, у меня серьёзная проблема.

Я невольно, украдкой взглянула на его лицо. Его губы, щёки, его красивые брови исказились, как будто хотели приподняться в улыбке, но так и не смогли. Вместо этого его глаза потемнели — стали бездонными — словно они извлекали все до единой частички из этого момента

— Ты не можешь шпионить за тем, что итак уже принадлежит тебе, — прошептал он.

Я улыбнулась, проглатывая невыплаканные слезы.

— Наконец-то, теперь я знаю всю правду о Байроне. Я не думала, что смогу полюбить тебя ещё больше, но я полюбила, — я приподнялась на цыпочки, чтобы поцеловать его, но он отстранился.

— Отсутствие любви никогда не было нашей проблемой, Элиза.

Он лаконично кивнул и удалился из комнаты. Я ошеломлённо смотрела на место, где он только что стоял. Слёзы, которые я сдерживала всё это время, хлынули из моих глаз так сильно, что я не смогла издать ни звука.

Вы слышали, что любовь сильна, любовь добра. Но любовь не участвует в войнах, не пишет законы, не меняет их. В отношении этих мирских нужд, любовь бессильна.

Глава 49

Американская красавица

Ещё до того как открыть глаза, я поняла где нахожусь. Кровать, стеклянная дверь открыта, прохладный бриз приносит запах свежевскопанной земли. И меня окружает корично-сандалово-и-Айденовский аромат. Я сравниваю его с пробуждением во всех смыслах этого слова. Пусть даже если оно и ужасающее.

Сегодня был первый день свободы от "Верседа".

Я неподвижно лежала на своей стороне кровати, готовя себя к чему угодно — начиная с "Элиза, Кора упаковала твои вещи" и заканчивая "Элиза, полиция снаружи, чтобы доставить тебя в тюрьму".

Айден нежно подул вдоль линии моей шеи, и мои мускулы незначительно расслабились. Это уже стало привычным явлением за последние три дня. А потом я вновь напряглась. А ведь это было совершенно ненормально для него. Уместными были только эти ласковые порывы дыхания, которые оставляли меня опустошённой.

— Ты проснулся, — произнесла я чуть позже.

— Как и ты.

Я повернулась, чтобы посмотреть на него. Он лежал поверх одеяла, обернувшись вокруг меня, но при этом меня не касаясь, уже одетый в поношенные джинсы и чёрную футболку. Побагровевшие круги под его бездонными глазами стали ещё насыщенней. Щетина гуще, длиннее, а ямочка исчезла.

— Утром поцелуй, вечером блаженство, часто говорила моя мама, — прошептала я и поцеловала его.

Мои губы едва коснулись его рта, прежде чем он отпрянул. Но этого прикосновения длиной в наносекунду было достаточно, чтобы мы оба вздрогнули.

— Вскоре привезут дерево Маршалла и твои розы. Я запущу оросительную установку, — сказал он, соскочил с кровати и исчез в патио до того, как я успела моргнуть.

Я обескуражено поднялась, игнорируя острую боль в руке и спине. Кого вообще волнуют синяки, когда все твои внутренности так горят?

Я выпорхнула из кровати и помчалась в гардеробную, с целью найти там что-нибудь для маскировки синюшных, фиолетовых-и-синих очагов на моей коже. Ночью было гораздо проще — я запросто могла надеть футболку с длинным рукавом и фланелевые пижамные штаны. Но возможно ли это при семидесяти пяти градусах по Фаренгейту? (прим. ~ 24°С) "Ах, да, легинсы и рубашка Айдена, которую я надевала для позирования. Так я смогу чувствовать, словно он всё ещё ко мне прикасается". Я натянула на себя одежду и выбежала в патио, из-за боязни как бы он не исчез.

Он сидел за столом из кованого железа, прижав пальцы к вискам, плечи были ссутулены, опустошенные глаза наведены, не мигая, на горизонт. Словно кто-то поглощал его душу. Этот вид заставил меня дрожать.

Услышав меня, он встал и постарался придать своему лицу видимость человеческих черт.

— Кора принесла тебе ещё сливочного варенца, — он подтолкнул красиво сервированный поднос с завтраком в мою сторону. — Съешь что-нибудь. Я начну капать яму для дерева, — он небрежно перепрыгнул через ступеньки патио и направился через лужайку, не одарив меня больше ни единым взглядом.