Тридцать ночей

— Когда ты вернулся с войны? — спросила я, надеясь, что это не инициирует никакой из его ужасов.

— 31 мая 2003 года, в 8:24 вечера.

— Так давно, — прошептала я. Прошла целая эпоха: — И ты предполагаешь, раз уж такое случилось тогда, то это случится снова, но уже со мной?

— Я не предполагаю, я знаю, — его голос был непоколебимым. — Помнишь, что я сказал тебе о своей памяти, Элиза?

Я попыталась добраться до сути нашего диалога в поисках того, что могло бы мне это объяснить. Затем озноб снова пробрал меня до глубины души, и я задрожала.

— Если однажды ты что-то переживаешь, то всегда возрождаешь это в своей памяти с предельной ясностью? — прошептала я.

Он кивнул.

— Как только эта ретроспектива становится своего рода спусковым крючком, независимо бодрствую я или в состоянии сна, я буду действовать именно так, как поступал тогда, чувствовать именно то, что чувствовал в тот момент, и последствия будут точно такими же, — он говорил медленно, как будто читал приговор.

— Всегда?

— Всегда.

Это слово повисло между нами, оно не имело ничего общего с обещанием, которое имеет силу для других пар. Безрассудно, в своём сознании, я представила образ другой девушки, находящейся в совсем другой части земного шара в эту самую секунду, тёплую, а не холодную, с другим мужчиной, лучезарно улыбающимся, а не мертвенно-бледным, их тела сплелись на тесной софе, они нашёптывали друг другу "всегда".

— Я не могу контролировать это, Элиза, — образ пары тут же испарился. — Особенно с тобой.

Я взглянула на него. Внимательным взглядом он прослеживал линию моей челюсти, моего горла. Ещё одна волна озноба накрыла меня, на этот раз в волнении за себя.

— Почему со мной? Что заставляет меня быть в большей опасности?

Впервые, за всё время, он улыбнулся. Это была печальная улыбка, за которой мы иногда прячем слёзы.

— С тобой всё сложно.

— В чём сложность?

— То обстоятельство, что когда я вначале смотрю на тебя, я ощущаю умиротворение. Мне очень сложно сохранять свой контроль и бдительность, когда ты рядом. Я не испытывал такого чувства никогда ранее ни с одним человеком.

Я была всего лишь женщиной, поэтому, несмотря на озноб, я не смогла сдержаться и задала вопрос:

— Почему не испытывал?

Его улыбка стала искренней, с намёком на ямочку.

— Как же объяснить это?

Он окинул взглядом гостиную комнату. Его глаза натолкнулись на висящую на стене фотографию: Реаган с Хавьером окружили меня с двух сторон, когда я задувала одну единственную свечу на пироге в честь моего первого юбилейного года в Штатах. Он перевёл взгляд обратно на меня.

— Понимаешь, когда мы встречаем людей, это всегда происходит в определённые ситуации. Где они были, что они говорили, делали, чувствовали. Мы все испытываем первые впечатления, но для меня эти впечатления являются неизменными. Какую бы реакцию они не вызвали у меня в тот момент, это будет именно та реакция, которую я вновь испытаю, когда увижу их в следующий раз. Мои отношения к этим людям могут меняться, но, то первоначальное восприятие всегда будет моей первой ответной реакцией.

— К примеру, твоя соседка и твой партнер по танго. Впервые я увидел их, когда находился на верхнем этаже ресторана "Андина". Они позволяли тебе напиваться и потенциально подвергали тебя опасности. И он танцевал с тобой, твои ноги заплетались, но ты выглядела такой... такой потерянной, печальной. Я наблюдал за твоим танцем. Ты двигалась словно вода. Такая красивая, но ты ни разу не улыбнулась. Затем ты накинулась на свои напитки, как морпех перед дислокацией, и никто из них тебя не остановил. Ну, такого умалишённого как я, сама мысль о тебе расстроенной, или в подавленном состоянии, или напившейся, или попавшей в автомобильную аварию с мужчиной, у которого, как выяснилось, нет даже страховки — заставила меня познать вкус крови. Поэтому каждый раз, когда я увижу мистера Солиса или мисс Старр, они будут бесить меня. Со временем они могут начать мне нравиться, я могу начать их уважать, быть им благодарным за проявленную ими к тебе любовь —, — он указал на фотографию, — но всё рано, при первом взгляде, та первоначально испытанная ярость будет проявляться, пока я не возьму её под контроль.

Я утратила способность говорить. Даже будучи здесь, обсуждая мою собственную безопасность, сама мысль о его глазах, прикованных ко мне, пока я танцевала, и его волнении обо мне, начала возрождать меня.