Тридцатилетняя война и вступление в нее Швеции и Московского государства

Известно, что в эпоху Тридцатилетней войны Посольский приказ в Москве располагал штатом квалифицированных толмачей (переводчиков) для всех европейских языков. Менее известно, что в недрах Посольского приказа уже тогда производилась большая, кропотливая работа по собиранию информации от резидентов и всякого рода осведомителей со всех концов Европы. С отписками новгородских воевод в Москву систематически присылались обширные сводки из европейской прессы и информации[167]. Русские послы тоже слали из-за границы, например из Швеции, подборки из газет и других источников. Все это, по-видимому, суммировалось в Посольском приказе, как видно по сохранившемуся столбцу за 1632 г. («Переводы из европейских ведомостей и всяких других вестей, в Москву писанных»). Но даже и не заглядывая в архив Посольского приказа, первый историк, занимавшийся вопросом о роли России в истории Тридцатилетней войны, Г. В. Форстен справедливо констатировал: «Напрасно думают, что в Москве ничего не знали о событиях западноевропейских; напротив, там внимательно следили за великой религиозно-политической борьбой, занимавшей Европу целых 30 лет»

[168].

Знали в Москве и о тесных союзных отношениях между Польско-Литовским государством и Империей, принявших с начала Тридцатилетней войны характер открытой ссуды друг другу войск в критические моменты. Все европейские политики знали, что Сигизмунд III опирается на могущественную помощь Австрийского (Габсбургского) дома.

Изучение внешних сношений Московского государства в 20-х годах XVII в. убеждает в том, что буквально все иностранные послы, касавшиеся в Москве польской проблемы, — послы Турции, Швеции, Франции, Голландии — сходились в одном: Польско-Литовское государство сильно помощью, которую ему оказывает Империя; если международная обстановка в Европе сложится так, что Империя не сможет помогать Польско-Литовскому государству, то оно будет слабо и может быть побеждено. Ниже будет показано, что собственная точка зрения Московского государства на польско-имперские отношения также соответствовала этим рассуждениям иностранцев. Но сначала приведем некоторые иллюстрации к сказанному.

Уже через три года после Деулинского перемирия, в 1621 г., отношения между Московским государством и Речью Посполитой настолько обострились, что дело чуть не дошло до войны, причем союз Москве против поляков предлагали, с одной стороны, шведский король Густав-Адольф, с другой — турецкий султан Осман II. Характерно, какими аргументами от имени султана склонял турецкий посол Кантакузин московского царя к совместной войне с Польско-Литовским государством: «Тебе, великому государю, ведомо, что в немецкой земле, у императора рознь великая с лютеранами, ему теперь не до помощи полякам, а султан со своей стороны велел правителям Семиградья, Валахии и Молдавии выступить против императора, чтобы императору не дать помогать польскому королю»[169]. Однако в 1621 г. проектируемая коалиция не состоялась.

Густав-Адольф не переставал мечтать о вовлечении Московского государства в войну с Польшей. В 1625 г. шведское правительство получило донесение из Москвы, в котором сообщалось, что некоторые бояре требовали у царя не медлить с войной против поляков[170]

. По-видимому, в связи с этим сообщением Густав-Адольф в начале 1626 г. поручил своим ревельским штатгальтерам Бремену и Унгерну отправиться в Москву для переговоров. Чрезвычайно интересна составленная для них инструкция, опубликованная Форстеном. Она исходит из правильного наблюдения, что в шведско-польской борьбе как таковой московский царь не поддержит ни ту, ни другую сторону. Поэтому на послов возлагалась задача объяснить, что, воюя с Польшей, Швеция, в сущности, воюет с Империей, стоящей за спиной Польши. В том случае, если послы увидят, что это выслушано с пониманием и сочувствием, они должны ознакомить царя с грандиозными планами Империи и ее союзницы — Польши — об универсальной монархии. Этому посвящен шестой параграф инструкции: имеется в виду раздел Европы с таким расчетом, чтобы Империя получила Германию, Италию, Францию, Испанию, Англию, Нидерланды и Венгрию, а Польша — Россию, Швецию и Данию; всюду будет введен католицизм; затем намечается крестовый поход против Турции и раздел ее между Империей и Польшей. Вот почему, говорится в седьмом параграфе, московский царь должен примкнуть к врагам Польши и Империи, а восьмой параграф советует ему поднять на поляков также татар и запорожских казаков[171].