– Это же вопрос эффективности, – продолжила Билли серьезно. – Автор признается, что рацион в две тысячи калорий многим может показаться слишком маленьким, и советует начать с трех тысяч или даже с трех с половиной, учитывая, конечно, рост и вес человека и его занятия. А еще он говорит, что один знаменитый человек создает свои труды всего на тысяче восьмистах калориях, а другой – на тысяче шестистах. Но тут уже возникает вопрос жевания. Бертрам, ты не представляешь, как важно правильно жевать!
– Я об этом слышал, – фыркнул Бертрам, – десять раз пережевывать вишенку и шестьдесят – ложку супа. Наверху валяется старый метроном Сирила. Принеси его вниз и поставь на стол. Думаю, в его компании я обойдусь примерно двумя калориями. А, Уильям?
– Бертрам! Зачем ты смеешься? – обиделась Билли. – Это же очень серьезно. Слушай дальше. – Она снова взялась за книгу. – Если человек потребляет слишком много мяса и мало овощей, его диета будет слишком богата белками и бедна углеводами. С другой стороны, если он потребляет множество выпечки, хлеба, масла и чая, он будет получать из еды слишком много энергии и слишком мало строительного материала. Теперь ясно, Бертрам?
– Конечно, ясно, – поддразнил ее Бертрам. – Уильям, съешь все, что хочешь, прямо сейчас. Я предвижу, что это последняя нормальная еда, которая у нас будет в ближайшее время. Потом к столу начнут подаваться белки, жиры и углеводы, приготовленные в виде крокетов из калорий, и…
– Бертрам! – обиделась Билли.
Но Бертрам не унимался.
– Дай мне книгу, пожалуйста. – Он вытащил ее из рук Билли. – Слушай, Уильям. Вот твой завтрашний завтрак. Клубника – сто калорий, пшеничный хлеб – семьдесят пять калорий, масло – сто калорий (и не смей брать добавку, а не то нарушишь весь баланс), вареные яйца – двести калорий, какао – сто калорий, всего: пятьсот семьдесят. Похоже на британское меню с какой-то новой валютой, но это не оно. На ланч тебя ждет томатный суп на пятьдесят калорий, картофельный салат – он дешевый, всего тридцать, и… – но тут Билли отобрала у него книгу и мрачно унесла ее в кухню.
– Ты вообще еды не заслуживаешь, – сообщила она с достоинством, вернувшись в столовую.
– Нет? – спросил Бертрам, подняв бровь. – Ну, насколько я понял, еды здесь никому толком не достанется.
До ответа Билли не снизошла.
Несмотря на насмешки Бертрама, Билли несколько дней готовила еду в соответствии с чудесной таблицей, приведенной в книге. Бертрам, видя перед собой тарелку, каждый раз интересовался, ест ли он белки, жиры или углеводы, и громко сожалел о том, что еда может содержать на калорию меньше или больше, угрожая тем самым «балансу».
Билли то смеялась, то фыркала. Но вскоре она наткнулась на журнальную статью о подделке еды и немедленно преисполнилась ужаса: может быть, она медленно убивает всю семью. Тогда она забыла о белках, жирах и углеводах и принялась толковать о формальдегиде, бензоате натрия и салициловой кислоте.
А потом Билли обнаружила некую школу, в которой преподавали экономику домашнего хозяйства и домашнюю гигиену. Билли исследовала этот вопрос и загорелась энтузиазмом. Она сказала Бертраму, что там учат всему, совершенно всему, что ей хотелось бы знать, и стала самой преданной ученицей, хотя Бертрам возражал, что она знает уже очень много, более чем достаточно. Посещение школы отнимало, конечно, время, но каким-то образом она его находила.
Бежали дни. Матери Элизы стало лучше, но дочь пока не могла покинуть ее. Наступила теплая погода. Билли очень похудела и побледнела, честно говоря, она работала слишком много, но не признавалась в этом даже самой себе. Поначалу новизна этой работы и стремление справиться с ней во что бы то ни стало придавали ей сил. Но новизна сменилась привычкой, а приобретя некоторую уверенность в себе, Билли обнаружила также, что у нее есть спина, которая иногда болит, и руки, которые порой отказываются подняться от усталости. Впрочем, был один способ, который всегда вдохновлял ее на новые свершения и заставлял на время забыть о больной спине и усталости – приятная мысль, что теперь-то Бертрам не посмеет сказать, будто она о нем не заботится.
Бертрам поначалу часто и бурно протестовал против увлечения жены «этой мерзкой домашней работой», как он ее аттестовал. Но шло время, и хаос сменился порядком, в доме воцарился мир, на столе регулярно появлялась вкусная и красивая еда, и он постепенно принял все эти изменения и забыл, откуда они взялись. Впрочем, он иногда злился, что Билли постоянно устает или слишком занята, чтобы куда-то с ним пойти. Но в последнее время он и возмущаться перестал, поскольку новое «Лицо девушки» полностью его занимало, все его мысли и большая часть времени были посвящены изображению красоты.