Бертраму стыдно было признаваться в этом даже самому себе, но этим летом он чувствовал себя обиженным и знал даже, что в глубине души он немного ревнует к собственному сыну, хотя и очень его любит. Он уговаривал себя, что нельзя ожидать от человека, чтобы он отказался от любви своей жены, от внимания своей жены, от компании своей жены – хотя бы иногда. Более чем естественно было ожидать от нее интереса хоть к чему-нибудь, не упомянутому в «Помощнике матери» и «Научном воспитании младенцев», и он полагал, что нельзя винить себя за то, что он хочет иметь дом для себя, а не только детскую для своего отпрыска.
Бертрам, недовольно споря с самим собой, называл себя эгоистичной скотиной. Как можно думать о таких вещах, когда у тебя есть милая и любящая жена, как Билли, и такой великолепный ребенок, как Бертрам-младший? Он говорил себе, что, когда они вернутся домой и материнство перестанет быть новинкой для Билли, она перестанет растворяться в ребенке. Она вернется к своим старым интересам: мужу, музыке, друзьям, своей жизни. Кроме того, у него всегда оставалась живопись. Так что он рисовал, с благодарностью принимая крохи внимания, падающие с детского стола, и верил, что в будущем Билли станет чуть меньше матерью и чуть больше женой.
Бертрам даже не понимал, как он уверен в этом скором изменении. Не успела семья как следует обосноваться в Страте, как он радостно сообщил, что им с Билли нужно пойти в театр на «Ромео и Джульетту».
Билли была удивлена и даже шокирована.
– Бертрам, но я не могу! Ты же знаешь! – воскликнула она.
Сердце Бертрама сжалось, но он попытался сохранить веселость.
– Почему?
– А ты не понимаешь, что я не могу оставить ребенка?
– Но, Билли, тебя же не будет всего три часа, а ты говоришь, что Делия – очень умелая нянька.
Билли нахмурилась.
– Я не могу, Бертрам. Вдруг с ним что-нибудь случится. Я не смогу расслабиться ни на минуту.
– Но, милая, рано или поздно тебе ведь придется его оставить? – грустно спросил муж.
– Да, конечно, когда это разумно и необходимо. Я вчера была в Приложении и отсутствовала почти два часа.
– И разве что-нибудь случилось?
– Нет, но я звонила сюда… несколько раз, так что я знала, что все в порядке.
– Если тебя это устроит, я могу звонить домой после каждого акта, – предложил Бертрам с сарказмом, которого молодая мать вовсе не уловила.
– Да, пожалуй, ты мог бы, – уступила Билли, – я действительно так давно нигде не была…
– Конечно, я могу, – согласился Бертрам быстро, скрывая свое удивление от того, что она приняла его глупую шутку всерьез. – Пойдем? Мне узнать, есть ли места?
– Ты думаешь, с ребенком все будет в порядке?
– Конечно!
– И ты будешь звонить домой после каждого акта?
– Да, – голос Бертрама звучал так, как будто он повторял свадебную клятву.
– И мы сразу поедем домой? Джон и Пегги отвезут нас.
– Обязательно.
– Тогда я согласна, – выдохнула Билли, явно делая мужу гигантское одолжение, – я люблю «Ромео и Джульетту» и очень давно не видела эту пьесу!
– Отлично! Тогда я узнаю насчет билетов, – воскликнул Бертрам, настолько обрадованный перспективой провести с женой целый вечер, что полчаса телефонных переговоров не показались ему слишком высокой ценой.
К началу они немного опоздали. Ребенок капризничал, обычно Билли клала его в кроватку и уходила, настаивая, что по всем правилам науки он должен засыпать сам, но сегодня она не могла заставить себя выйти из дома, пока ребенок не заснет. Когда они наконец вышли дома, Билли поняла, что Бертраму не нравится ее платье.
– Конечно, милый, оно тебе не нравится, и я тебя не виню, – печально улыбнулась она.
– Нравится… Нравилось, пока было новое, – честно ответил ее муж. – Неужели у тебя нет другого? Это немножко… неопрятное.
– Нет, ну то есть наверное есть, – призналась Билли, – но это быстрее и проще всего надевать, а я же укладывала ребенка. Боюсь, я немного не уследила за современной модой. У меня не было на нее времени после появления ребенка. Но, думаю, скоро я это исправлю.
– Да, конечно, – согласился Бертрам, усаживая жену в автомобиль.
Билли пришлось снова извиняться в театре, потому что к моменту их приезда занавес уже поднялся и началась древняя ссора между семействами Монтекки и Капулетти, а Билли знала, как ее муж ненавидит опаздывать.
Когда же они наконец заняли свои места, Билли вовсе не смотрела на сцену и актеров.
– Как ты думаешь, с ребенком все в порядке? – прошептала она.
– Тс-с! Конечно, да, милая.
Последовала короткая пауза, в ходе которой Билли внимательно изучала программку, несмотря на полутьму в зале, потом она радостно дернула мужа за руку.
– Бертрам, пьесы лучше и придумать нельзя! В ней пять актов! Я совсем забыла, что их столько! Значит, ты позвонишь домой четыре раза!
– Да, милая, – напряженно ответил Бертрам.
– Пусть тебе все-все расскажут о ребенке.
– Да, милая. Смотри, вон Ромео.
Билли притихла и даже немного поаплодировала, изображая энтузиазм, потом снова посмотрела в программку.
– Жаль, между сценами нельзя сделать звонок, – грустно сказала она, – их же целых шестнадцать.
– Надеюсь! Билли, ты вообще не смотришь на сцену!