Трилогия Уильяма Фолкнера

Именно в этой среде завязывается конфликт, которому постепенно суждено занять центральное место в трилогии, история ненависти" к Флему Сноупсу его родича, нищего фермера Минка Сноупса, "ненастоящего Споупса", по определению автора, ибо Минк не руководствуется в своих действиях соображениями выгоды. Еще в "Деревушке" было рассказано, как Миик убил соседа, более состоятельного фермера Хьюстона, издевавшегося, как он считал, над его человеческим достоинством, и как поклялся отомстить не пожелавшему заступиться за него Флему.

В "Городе" действие переносится в Джефферссон, и "мужицкие" мотивы трилогии как бы приглушаются. Однако значение их для произведения в целом не ослабевает, и в "Особняке", где получает продолжение и развитие сюжетная линия Минка, тема эксплуатируемого крестьянства выходит на первый план, как одно из средоточий социально-критических: и гуманистических мотивов трилогии.

Для представителей закона - судей, прокуроров и адвокатов - Минк только преступник, "щуплый, невзрачный, безобидный с виду, - как ребенок, но смертельно опасный, как мелкая змея - вроде молодой гадюки, кобры или медянки". Даже Гэвин Стивене и Рэтлиф, просвещенные и гуманные люди, едва превозмогают брезгливое отвращение к нему. Но Фолкнер ищет в жизни и судьбе этого темного, нищего, сверх всякой меры несчастного своего соотечественника разгадки важных проблем, которые ставит перед собой в трилогии.

Ссора Минка с Хьюстоном, которую Фолкнер, уже рассказав в "Деревушке", вторично пересказывает в "Особняке" с характерным усугублением социальных мотивов, по-деревенски незамысловата. Увязая в немыслимой трясине нищеты, Минк попытался немного разжиться за счет богатого соседа - подкормить свою отощавшую корову на его выпасе, заполучить теленка от его породистого быка. Уловка Минка не удалась. Хьюстон и мировой судья Уорнер "законно" взыскивают с него убытки и штрафы. Минк угрюмо подчиняется, но в какой-то момент чувствует, что чаша его обид и бедствий переполнилась и отвечает пулей. Другой формы протеста или борьбы он не знает, да и не представляет себе.

"Если бы только было время, если б успеть между грохотом выстрела и попаданием сказать Хьюстону, если бы Хьюстон мог услыхать: "Не за то я в тебя стреляю, что отработал тридцать семь с половиной дней по полдоллара за день. Это пустое, это я давно забыл и простил. Видно, Уорнер иначе никак не мог, он и сам богач, а вам, богатым, надо стоять друг за дружку, иначе другим, бедным, вдруг втемяшится в башку взять да и отнять у вас все. Нет, не за то я в тебя стрелял. Убил я тебя за тот лишний доллар, за штрафной".

Минка приговаривают к двадцати годам каторжных работ. Он считает, что богатый и влиятельный Флем должен по долгу родства "вызволить" его. Флем этого не делает. Когда же Минк дает зарок поквитаться с Флемом, тот, привычными грязными путями, добивается второго приговора для Минка, чтобы похоронить его в каторжной тюрьме.

В долгие годы, проведенные на каторге, в темном, едва подвижном сознании Минка идет трудная работа: он пытается хоть сколько-нибудь понять, осмыслить трагедию своей жизни. Жизнь эта была такова, что даже на каторжных работах он испытывает по временам чувство облегчения, как бы освобождения от тягостей, терзавших его все прежние годы, прожитые им в качестве "свободного" фермера-издольщика. "Больше не надо было ходить в хозяйскую лавчонку и препираться с хозяином из-за каждого грамма дешевого скверного мяса, муки, патоки, из-за стаканчика нюхательного табаку- единственной роскоши; на которую они с женой тратились.

Больше не надо было препираться с хозяином из-за каждого жалкого мешка удобрений, а потом собирать жалкий урожай... и опять препираться с хозяином из-за своей жалкой нищенской доли в этом урожае". Сначала Минку "стыдно и страшно", что кто-нибудь со стороны может узнать, как безразлично ему, Минку, что он на каторге, но потом он лишь думает, недоумевая и удивляясь: "Да, брат, человек ко всему может привыкнуть, даже к Парчменской тюрьме..."

Минк потерял счет времени; он не знает, ни сколько он пробыл в тюрьме, ни каков точно его возраст, но ждет освобождения, потому что должен "по-честному" расплатиться за свою погубленную жизнь. Ни о какой справедливости он не помышляет; общество и государство для него лишь гнет богачей и охраняющих их законов. "Какая уж справедливость, я об этом никогда не просил, только чтобы было по-честному, и все".