Триумф Времени и Бесчувствия

Король (морщась, прекращает складывать кубики).

Нет… нет!

Обергофмейстерша.

Вы недовольны, ваше величество?

Король.

Нет, нет!

Слуги.

Ваше величество!

Часы.

Ваше величество!

Обергофмейстерша.

Ваше величество!

Король.

Нет! Нет! Нет! Это же… совсем не то!

Напряженная пауза.

Обергофмейстерша.

А что же это?

Король.

Это… боже мой… вы не видите? Вы что, все ослепли? Что это, по-вашему, черт возьми?

Обергофмейстерша.

Ваше величество, это – сочные пружины.

Король в недоумении смотрит на обергофмейстершу.

Король (подходит, трогает).

Это… сочная пружина?!

Обергофмейстерша.

Да, ваше величество. Сочная пружина. Которую сосали все предыдущие 158 непорочных. Напряженная пауза.

Король (трогает сперва пружину, затем рот Сферы).

Нет… этого не может быть…

Обергофмейстерша.

Что, ваше величество?

Слуги.

Ваше величество!

Король.

Но… это же не сочные пружины. А лес. Лес!

Обергофмейстерша.

Лес?

Сфера.

Лес?

Слуги.

Лес?

Король.

Лес! Лес! Наш Старый триволовый лес. Тот самый, тот самый Старый лес…

Обергофмейстерша.

Но, ваше величество…

Король.

Молчать!

Все умолкают.

Король (задумчиво трогает пружины).

Старый лес… Старый лес. Я все вспомнил! Лес, лес. И два кентавра. Боже мой, вроде это было так давно, а все стоит перед глазами: я маленький на прогулке, на королевском пикнике в этом лесу… это был какой-то праздник, по-моему Праздник Литья Кастетов, да-да, именно, тогда вся страна отливала кастеты, в каждом дворе жгли костры, плавили свинец, олово и отливали кастеты, прекрасные, с таким матовым отливом, и висели флаги, да-да, и пахло дымом, и народ пел патриотические песни, славящие родину и короля. Моего отца. Всесильного Константина Белобородого. Которого вскоре взорвут террористы, и он умрет в страшных мучениях, умрет беззвучно, мужественно… О, мой великий отец! Лес, лес. И два кентавра. Да! Праздник Кастета! Это был Праздник Кастета. И мой великий отец подарил мне тогда мой первый кастет. Он был из чистого золота, изящный, удобный и приятно тяжелый. Кастет лежал в футляре фиолетового бархата. Я надел его на руку, а слуга отца, верный Астольф, склонил свою голову и с улыбкой предложил мне опробовать кастет на нем… Милый старый Астольф. Я ударил тебя тогда совсем не сильно. Его улыбка… Он вытер кровь платком. И улыбнулся… Боже мой! Это все было, было! Лес, Лес! И два кентавра. Огромный пикник в лесу, смех, звон бокалов, ожидание фейерверка. Я удалился в чащу. И вдруг услышал звуки! Странные… Они притягивали и отпугивали. Но я не испугался, я был смел уже тогда! Я достал из кармашка камзола свой золотой кастет и пошел на эти звуки. И вскоре увидел просвет в чаще. Два кентавра на поляне. Они занимались любовью. Так бурно и громко, что я… я… я…

(Замирает, вздрагивая.)

Обергофмейстерша, Сфера, Слуги (шепотом).

Ваше ве-ли-чест-во?

Король.

Я… я… выронил в траву мой золотой кастет.

Навсегда… Навсегда! Где мой кастет?

Пауза.

Король.

Где мой кастет?!

Обергофмейстерша.

Ваше величество…

Король (хватает обергофмейстершу за горло).

Отправляйся в Старый лес. И если до захода солнца ты не отыщешь мой кастет, я прикажу тебя забить дубинами на Собачьей площади.

Обергофмейстерша (хрипит).

Слушаюсь, ваше величество.

Действие второе

Рассказчик.

И послал король обергофмейстершу в Старый лес, где росли древние триволовые деревья. Никто в королевстве не знал точно, сколько лет этим деревьям. Алхимики говорили, что тысяча двести, священники – две тысячи восемьсот, а придворный маг, просидев- ший всю жизнь в Белой башне, называл цифру 8888. Кроны триволовых деревьев густо переплетались, образуя зеленую крышу. Редкие лучи солнца пробивались сквозь нее, освещая знаменитые поляны Старого леса, на которых так любили совокупляться кентавры. В кронах гнездились громадные птицы бу. Их хриплые и протяжные голоса постоянно раздавались в Старом лесу. В дуплах жили волнистые рыси. Птицы бу охотились на них, карауля наверху. Едва рысь зазевалась, как длинный и кривой клюв птицы бу стремительно высовывался из зеленой крыши, хватал рысь и утаскивал ее наверх, в гнездо, на поживу прожорливым птенцам. В непроходимых чащобах жили кентавры. Их глубокие землянки, устроенные в корневищах самых старых и мощных деревьев, были неприступны для охотников. По вечерам, когда солнце садилось за синие горы, из землянок слышалась вечерняя песня кентавров:

Обо робоМомо лобоОбо робо

Або бабо

Пустынная местность с пасущимися носорогами.

Обергофмейстерша (оглядывается вокруг).

А где же Старый лес?

Носорогопас.

Его нет, ваше превосходительство.

Обергофмейстерша.

Что ты здесь делаешь, болван?

Носорогопас.

Пасу носорогов.

Обергофмейстерша.

И эти тупые твари здесь… (Кричит.) Где Старый лес?!

Носорогопас.

Его давно уже срубили и продали.

Обергофмейстерша.

Черт побери! Как же я найду кастет короля?

Носорогопас (закуривая трубку).