Да и сам Пикассо не торопился обнародовать свои мысли. В письме к американской писательнице Гертруде Стайн (1874–1946), зараженной новыми веяниями в живописи, пропагандировавшей и собиравшей его работы, он хвастал:
«У меня 60 танцовщиц. Ложусь спать поздно. Я знаю всех женщин Рима».
Видно, намекал, что имел успех у этих шестидесяти. Во всяком случае, его «победы» измерялись прежде десятками, и он, чтобы не сбиться со счета, вел дневник, в который заносил имена всех соблазненных им женщин. Заметим, это далеко не Пушкинский донжуанский список, который был составлен русским гением все-таки в шутливой форме. Да и в список Пушкина включены вовсе не соблазненные им, хотя, наверное, и такие иногда попадаются в перечне, а те барышни, что увлекали поэта или просто очаровывали даже на очень короткое время. Там и те, которым поэт просто посвящал стихи. У Пикассо, судя по многочисленным намекам современников и хвастливым письмам самого кубического соблазнителя, список, который я бы назвала похотливым, в дневнике значились «половые коврики».
Во всяком случае, если бы таким обилием «побед» хвастался наш современник, простой статистический ловелас, ох бы и досталось ему от нравственников — и поделом, ведь настоящий мужчина не может и не должен похваляться соблазнением женщин, своими амурными приключениями, а тем более составлять списки соблазненных, одураченных и брошенных, именуя их «половыми ковриками».
Но Пикассо ведь великий уничтожитель классической живописи, слуга темных сил, которые внедряют в умы людей далеко не высшие образцы искусства. Ему можно! Он ведь для средств массовой дезинформации совсем свой.
У современников Пикассо сложилось мнение, что первоначально увлечение Ольгой Хохловой, которая была далеко не самой талантливой среди «шестидесяти» артисток кордебалета, произошло именно из-за ее недоступности. Вот ведь многие превратились в «половые коврики», а эта, ну никак… Можно предположить, что, во-первых, сработал инстинкт похотливца, для которого уже было делом «чести» — намеренно беру это слово в кавычки — обязательно превратить строптивую танцовщицу в «половой коврик», а во-вторых, человека, которому пора бы уже подумать о создании семьи, такая неприступность могла привлечь. Кому же охота брать в жены что-то типа «полового коврика». Хохлова же твердо завоевывала статус «богини», и не просто «богини», ведь и «богини» сдавались, а в статус неприступной «богини».
Мать Ольги Хохловой была обеспокоена ухаживаниями художника. Она понимала, чем все это может завершиться, и даже интересовалась у Дягилева, может ли Пикассо пойти на отношения серьезные. Но что тот мог ответить? Пикассо он предупредил, за Ольгой, как и за всеми своими подопечными, следил неотступно. Но разве уследишь? Ответил матери Ольги двусмысленно. Мол, художник может быть «не менее серьезным, чем балерина».
Ведь и Пикассо слышал разные мнения о танцовщицах. К примеру, композитор Игорь Федорович Стравинский (1882–1971), создатель балета «Весна священная», напротив, говорил о том, что балерины вполне доступны для амурных приключений.
«Пиши так, чтобы я могла узнавать свое лицо…»
После гастролей в Риме Дягилев направился со своей антрепризой в Мадрид, а затем в Барселону. Ольга Хохлова продолжала танцевать в кордебалете антрепризы Дягилева. Пикассо, заинтригованный ее поведением, отправился вместе с труппой на гастроли, тем более путь они держали в его родные края.
После Мадрида гастроли были в Барселоне.
Постепенно они с Ольгой сближались. Пикассо даже взялся писать ее портрет. И начал его в своем амплуа… Ольга взглянула на холст и с возмущением заявила:
— Что это такое? Что за уродство! Нет, уж если хочешь писать портрет, то пиши так, чтобы я могла узнавать свое лицо.
Биограф Пабло Пикассо Анри Жидель впоследствии утверждал, что Ольге Хохловой удалось положительно повлиять на творчество художника. Жидель писал: «Она практически не была знакома ни с его прежними работами, ни с артистическим авангардом. Кубизм Пабло привел ее в ужас! Он пишет ее только в классическом стиле, это единственный стиль, который ей нравится. Таков „Портрет Ольги в кресле“, выполненный в манере Энгра. Он просит Ольгу причесать волосы на прямой пробор, чтобы подчеркнуть правильность черт ее лица».
В Барселоне Пикассо представил Ольгу своей матери как будущую невесту.
Ольга матери понравилась, и она даже стала посещать балетные спектакли, где играла девушка. А потом вдруг с горечью сказала, что очень рада, очень, если у сына будет такая спутница в жизни, но:
— С моим сыном, который создан только для самого себя и ни для кого другого, не может быть счастлива ни одна женщина, — и прибавила: — Бедная девочка, ты не знаешь, на что обрекаешь себя…
А Пабло был увлечен не на шутку. Он и в Барселоне писал портреты возлюбленной. Один из них подарил своей матери.
Дягилев же рвался за океан, в Латинскую Америку.