— Мне всё равно, — сказал Иштар и, швырнув Малике чаруш, вышел из комнаты.
Войдя в зал, она споткнулась возле клетки. Вцепилась в прутья и направила в руки всю злость на себя. За полгода она совершила столько ошибок, сколько не совершала за всю свою жизнь. Теперь на её плечи ляжет неподъёмная ноша — смерти сотен людей.
Не в силах оторваться от прутьев — пальцы к ним словно прикипели, — Малика опустила голову и выдвинула обвинение против Шедара, а потом не поняла, что сказала: её спас то ли Драго, то ли его левая рука. Но главное, что это поняли судьи и Иштар. Прозвучал чей-то хриплый голос; конвоир снял с пояса связку ключей, вставил ключ в замок на дверце клетки.
Малика вдруг почувствовала, как злость заструилась из пальцев в запястья, потекла по рукам и спине, наполняя тело необычайной силой. Обожгла ноги и упёрлась в пол, грозя взметнуться и взорвать разум. Руки сами по себе потянули прутья в разные стороны. Металл стал податливым как пластилин.
Малика смотрела в расширенные глаза Драго, спиной чувствовала ошеломлённый взгляд Иштара, будто сверху видела судей, застывших в нелепых позах. Наблюдая за ней, конвоир втянул голову в шею и судорожно глотнул. Этот звук — невнятный, едва уловимый — прозвучал в тишине как щелчок плётки. Малика вздрогнула.
— Гаси силу медленно, — прошептал Драго, положив ладони ей на руки. — Очень медленно, иначе травмируешь связки.
Малика посмотрела на выгнутые прутья и овальную дыру между ними. Это сделала она?
Через десять минут Малика с охранителями вышла из здания и направилась к паланкину.
— Твой отец точно ориент, а не ветон? — прозвучал голос Драго.
— Точно.
— Не знал, что моруны такие сильные.
— Злые. — Малика покосилась на воинов-носильщиков. — Если не хочешь обратно в тюрьму — помолчи.
Луга открыл дверцу паланкина. Драго принялся хлопать ладонями по штанам. Пыли в них не было, но хлопки заставили носильщиков отойти в сторону и повернуться лицом к ветру. Чистоплотные ракшады попались на уловку.
— О чём он так долго говорил? — спросил Драго, продолжая выбивать из себя несуществующую пыль.
— Кто? — не поняла Малика.
— Иштар.
— Рассказывал суду, какой ты злостный преступник.
— Чудак, ей богу.
— А что ты сделал? — вклинился в разговор Луга.
Драго расплылся в улыбке:
— Приложился к нему сапогом.
Луга тихонько присвистнул:
— Ё-моё…
Малика понимала: Драго тянет время. Пустой разговор помогал ему прийти в себя после ночи в подземной тюрьме, после непонятного суда и после того, чему он стал свидетелем. Малика и сама не торопилась садиться в паланкин. Она соскучилась по своим людям. Один загорелый, второй смуглый от природы. Один сероглазый, у второго в глазах плещется море. Они рядом или это сон? Они рядом… Сюда бы Мебо…
— Ты во дворец или ещё куда-то? — спросил Драго.
— Ещё куда-то, — ответила Малика.
Драго хлопнул Лугу по спине так, что тот аж крякнул.
— Дорогу в охранный двор помнишь?
Сморщившись, Луга свёл лопатки:
— Теперь вспомню.
— Пойдёте со мной, — сказала Малика.
Драго кивнул в сторону носильщиков:
— Не хочу их злить. От меня и правда воняет.
— А я не хочу, чтобы ты опять вляпался. Тебе, между прочим, грозило пожизненное заключение.
Драго вытаращил глаза:
— Серьёзно? И как тебе удалось меня вытащить?
Ничего не ответив, Малика подозвала носильщиков и приказала отнести её к дому Мароша. Она не надеялась увидеть Самааш — хотела заглушить внутренний голос, который то и дело бормотал: «А вдруг?..» А вдруг несчастная женщина до сих пор ждёт? Не поддаётся на уговоры супруга и не покидает запечатанную шабирой комнату. И ещё… слишком тяжело было возвращаться во дворец. Там, в покоях, похожих на склеп, она станет заложницей мыслей.
***
На звонок в калитку никто не откликался — достаточно долго, чтобы потерять терпение. Но Малика упорно смотрела на окна дома Мароша, переглядывалась с каменными всадниками на фасаде, словно они могли подсказать, куда делись слуги.
Наконец в щёлке приоткрывшейся чёрной двери, так напугавшей Малику в прошлый раз, показалось сморщенное лицо. Выслушав шабиру, на крыльцо вышел дряхлый старик и принял горделивую позу. Мелькнула мысль: в его возрасте не мешало бы обзавестись рубашкой. Видимо, старик не желал скрывать знаки величия: татуировки на руках и плечах. Обвисшая дряблая кожа искажала рисунки и вызывала брезгливость.
Подслеповато щурясь, отец Мароша (а кто ещё в таком виде мог разгуливать по дому?) сказал, что хозяина нет, его супруги нет и вообще никого нет. Но Малика хотела убедиться в этом сама. После поисков ключа от калитки и нескольких попыток попасть ключом в замок старик проводил гостью к домику в саду. Ещё не войдя внутрь, Малика поняла: старик не обманул. Сердце потянуло назад, к паланкину, но рука открыла двери, а ноги сделали два шага вперёд.
Ковёр в холле был покрыт красными кляксами, стены усеяны алыми точками. Столик и стулья перевёрнуты. Всё подсказывало, что здесь избивали человека.
— Какого чёрта… — пробормотал старик, стоя за порогом.
Малика обернулась:
— А ты не знаешь?
Старик попятился:
— Я больной человек. Я не выхожу из дома.