Тропа Исполинов

Однако, пока ты думаешь обо всём об этом, ноги сами взбивают воду, чтобы вытолкнуть тебя наверх, к воздуху. И ты — пулей вылетаешь под ослепительное солнце, грохаешься спиной в воду и торопливо подгребаешь, пытаясь отдышаться…

И, представьте себе — внезапно слышишь с берега чей-то звонкий голос:

— Эй! Э-эй! Ты что там делаешь? Выходи скорее!

Ибо там, на безлюднейшем в любое время дня и ночи берегу, где отнюдь не рукой подать до города, там, где из песка торчат заскорузлые корабельные ребра — стоит девчонка…

2

— Эй!

Из-под её локтя поглядывали опасливо две загорелые рожицы: мальчик лет шести и девчушка, того младше.

— Ну, эй же!

Высокая, гибкая как прутик, она зорко всматривалась в Тинча, не забывая в то же время кончиком мизинца поправлять длинные, чёрные, схваченные широкой красной лентой волосы. Одета она была просто и чисто: голубая рубашка и подвёрнутые почти до колен темные брюки, на талии туго стянутые узорчатым пояском. В другой руке незнакомка держала тапочки.

Тинч подплыл ближе, но вылезать не торопился. Пусть ему вначале объяснят, что и к чему. К тому же он привык купаться обнажённым.

— Как тебя зовут? — услышал он наконец, и накатившая волна едва не вынесла его на берег голым задом кверху.

— Предположим, Тинчес. А что? — ответил он, отплёвываясь от воды и елозя коленками по отмели.

— Приполо… Айге? Как?

Во бестолковая, подумал он.

— Просто: Тинчес! Поняла?

— Послушай, Тьинь-чьес! Выходи скорей из моря!

Она чаттарка, понял Тинч. "Айге… Послуфай, Тьинь-чьес…" Что ж, хорошо хоть оттуда, а не из приюта для убогих, что в углу соборной площади.

— Айхо! — позвал малыш и, указывая в сторону Тинча, что-то быстробыстро затараторил по-чаттарски.

— Он спрашивает, почему ты не выходишь, — объяснили Тинчу. — Тебя может унести злой морской дракон Камакудаку.

— Чего? — возмутился Тинч. — Какая ещё Кака-Макака? Давайте так: вначале я вылезу и надену штаны. Потом вы объясните, почему мне нельзя плавать в моей бухте.

— Это ты слепил всё это… царство? — очень серьезно спросила она через плечо.

— Ну, я… — оттаял он. — А что?

— Красиво. А вода тёплая?

— Тёплая. Горячая. Кипяток, — проворчал он и едва не упал, влетев ногой в карман штанов. На песок, к ногам царицы Хормакис, посыпались камешки — обкатанные морем разноцветные голыши, выхваченные из прибойной волны.

Тут были обломки раковин и разноцветная галька, прозрачные, мутноватые, яркорозовые, желтоватые и ярко-жёлтые желваки, настоящие халцедоны, звездчатые шарики окаменевших морских ежей, и — самые древние, чёрные или крапчатые, сглаженные прибойной волной куски базальта…

Угольки, случайно выхваченные человеком из плавильной печи Времени…

Одевшись, он принялся торопливо, одно за другим подбирать свои сокровища, и ещё более смутился, когда заметил, что незнакомка продолжает искоса за ним наблюдать.

Он смочил горсть камней в воде и ссыпал на широкий галечный блин.

— Вот. Сегодняшняя добыча…

Она, опустившись на колени, протянула руку за полупрозрачным, медового оттенка халцедоном. Какая маленькая у нее рука, подумал Тинч. И сама она — что делает здесь, так далеко от города?

— Здесь их много попадается, — облизнув солёные от морской воды губы, бросил он. — Просто надо знать, где искать.

Она, не откликаясь, продолжала рассматривать камешек на свет. В её тонких пальцах, с чуть отставленным в сторону мизинчиком, уголёк из печи Времени казался большой спелой виноградиной, но Тинч глядел не на камень…

Как там сказал неизвестный поэт?

…Меня от скверны излечи,О ты, взгляд чистый исподлобья.Из-за тебя — ломают копья,Из-за тебя — звенят мечи…

Ах да, ведь незнакомка была красавицей… Наверное, он никогда не встречал такую. Просто сказка, а не девушка, понял он внезапно. Что такое, ещё негодовал в нем тот, прежний Тинч, а Тинч нынешний не в силах был оторвать взгляда от этих больших, глубоких, необычайно темных глаз, удлинённого, с небольшой горбинкой носа, маленьких тонких губ…

Встретясь с ним глазами, Айхо, не смутясь, привычно поправила тонким пальцем упавшую на лоб прядку, вернула камешек на место и спросила:

— Много? Зачем же ты их собираешь?

Он зачерпнул ладонью из подкатившей волны:

— Смотри. Это что, по-твоему?

— Вода.

— Вода, — повторил Тинч, разжимая пальцы. — Сколько ни бери её из моря — вода водой останется… А этот камень — обкатан морем. На нём волны оставили свои следы, свой портрет. И я могу унести его с собой, могу подарить другу, чтобы он, положив на ладонь этот камешек, тоже почувствовал, каково оно — море…

Так некогда говаривал ему отец.

— Тебя зовут Айхо? — решил уточнить он.

Она улыбнулась, быстро повела глазами — словно проследила взглядом за мелькнувшей по небу птицей и вдруг затараторила: