— А теперь, господа, сухой или мокрый, — пробираясь по качающейся палубе, крикнул Терри. — шагом марш в воду!
— А ну, веселее! — в тон ему поторопил солдат Гурук.
Поддерживая над головой карабины, подпрыгивая при каждом накате волны, они, где по пояс, где по грудь в воде, поспешили к берегу.
— Все здесь? — спросил Таргрек.
В непрестанных отблесках далёких молний пересчитали людей — все двенадцать человек выбрались на берег. В сапогах хлюпала морская вода, ни на ком не было сухой нитки.
— Воду из сапог — вон!.. — скомандовал Гурук. — Отделение, шагом…
— Может, тебе ещё и песню? — осведомился кто-то. — И так зуб на зуб не попадает…
— Р-разговорчики! — прошипел Гурук. — Кто вякнет ещё хоть слово — придушу на месте!.. Отделение… Бегом… ма-арш!
К городу выбрались, когда начинало светать. В небе одна за другой угасали звезды. Ветер почти стих, на смену ему потянулся по земле белый вяжущий туман.
Коугчар, как и предполагалось, с северной стороны почти не охранялся. Они успешно миновали окраинные улицы, где один раз едва не наткнулись на патруль. Благополучно переждали в узкой улочке, покуда мимо, борясь со сном, проковыляли келлангийские пехотинцы.
Ближе к центру города пробираться по улицам стало сложнее. Несмотря на темноту, тагркоссцев мог легко выдать простой отблеск на пластинах их курток. И тут, как из-под земли, перед ними появился мальчишка.
— Стойте! Куда вы! Нельзя туда идти! — заговорил он громким шёпотом.
— Инта каммарас! Ты откуда свалился, черномазый?
— Не черномазый, а смуглолицый, — строго поправил мальчик. — Зовут меня Пиро.
— Пиро… — прошептал Таргрек.
— Неужели в Коугчаре остались элтэннцы? Быть того не может…
— Я ушёл. Но я вернулся! У меня здесь остался друг… А вы — тагркосские драгуны? Вы идете прямо к келлангийской заставе!
— Вот что, парнишка, — серьёзно сказал Гурук. — Если ты здесь всё так хорошо знаешь, то не покажешь ли путь к соборной площади?
— А зачем вам туда? Там полно келлангийцев и этих… балахонщиков.
— Значит, надо. Только, как проводишь, в драку не ввязывайся. Беги стремглав со всех ног. Понял?
— Да понял, понял… Пойдёмте!
В полном молчании они проходили темными переулками, дворами, чертыхаясь — перелезали через ограды… Рассвет, рассвет торопил их! В любую минуту тагркосские части могли начать штурм, а это значило, что в эту же роковую минуту чья-нибудь торопливая рука подожжёт запал. Наконец, Пиро, прижимая палец к губам, чуть слышно прошептал:
— Всё, пришли!
Гурук настороженно выглянул из-за угла.
Предрассветная площадь была почти пуста. Несколько костров, возле которых дремали келлангийские кавалеристы, одинокий часовой, привалившийся щекой к крыльцу двухэтажного деревянного дома… Более — никого.
— Спасибо, друг, — горячо пожав Пиро его смуглую руку, сказал драгун. — Теперь — уходи… Нет! беги, что есть мочи, понял?!
И прибавил, медленно вынимая из-за голенища тонкий длинный, с острым как бритва лезвием чаттарский нож:
— Теперь начнётся наша работа…
2
В углу одной из комнат на втором этаже дома, неподалеку от зарешёченного, с выбитыми стеклами окна, примостился на полу Тинч. Иногда ему удаётся, забывая про холод и горькие мысли о том, что его ожидает завтра, ненадолго задремать. Перед его взором возникают Айхо, верхом на поднимающей фонтанчики песка вороной, Хэбруд с его нравоучениями и уроками по рукопашному бою, Айхо, Тайри и Кайсти — почему-то вместе, оживленно беседующие — почему-то о нём, отец… каким он его запомнил в последний раз, три года назад. И снова, и снова снится ему багровая, вся в тюльпанах и маках, весенняя степь.
"Ты ещё не раз увидишь её такой, Тинчи!" — говорил невидимый голос. "Ой, вряд ли", — отвечал ему мысленно Тинч. "Увидишь, увидишь", — говорил голос, и это почему-то был ломающийся хрипловатый голос Тиргона Бычье Сердце. "Надо что-то делать, ребята!" — говорил Тиргон. "А что тут поделаешь?" — отвечал ему Йонас. "Посохами отмахаемся!" — твердила Кайсти.
"Ну-ну! Что это ещё за крестовый поход детей!" — возражал Пекас, почему-то жёстким голосом отца…
"Он оставил книгу! Посмотрим, что скажет книга!"
"Здесь закладка! Его чётки!"
"Открыл? Читай, Йонас!"
"— Не подходи! Не подходи! — в отчаянии закричал патер Юниус. Нашарив в темноте оружие, он направил его в грудь незнакомца. — Как тебя зовут? Кто ты?
— Меня не зовут никак. Или, точнее, зовут только малодушные. И эта ваша игрушка вам нисколько не поможет, — устало ответил тот. — Я не боюсь смерти.
— Но почему, почему?!.
— Потому что я и есть Смерть, — с грустью объяснил незнакомец…"
"— Я понял! — крикнул Тиргон. — Смерть балахонщикам!"
"— Смерть балахонщикам!" — подхватили остальные.
Предназначенных в жертву людей разместили на втором этаже. Сквозь проломленные насквозь полы первого этажа спустили в подвал четыре бочки с керосином. Керосином провонял весь дом, от подвала до крыши, и то, что несмотря на холод, сквозь разбитые стекла окон проникал свежий воздух, было даже хорошо. Тесно, навалом прижавшиеся друг к другу старики, женщины и дети, словно в дурном сне наяву ожидали наступления дня.