— Ты же утверждал, будто на украинском языке у нас ни говорить, ни читать не дают, — напомнил он.
— Это в лесу говорят… Так надо.
— Мне ты не в лесу говорил.
— Какая разница тебе-то? Что мне тебя стращать? Сам думал так… И все равно за ничего драть глотку не стал бы.
— Не понять тебе, Лука, бескорыстие людей. Для этого надо в коллективе пожить. Не у Майкла и не о бандой, а в нашем, советском коллективе, где один за всех и все за одного, а не всяк сам по себе. Тогда нутром почуешь, что не все деньгами измеряется.
— И ты думаешь, я за просто так с песней канаву пойду копать?
— Это работа, и за нее деньги платят. Помозгуй на досуге, в конечном итоге, вяжу, ты все как есть разумеешь.
— Когда не обсчитывают, — живо сообразил, что ответить, Скоба.
При выходе из парка Чурин увидел газетные стенды и потащил Луку к ним, говоря:
— Ну-ка, иди сюда, нос тебе утру, Скоба ты ржавая, читай, на каком языке нисаны газеты. Это что? Все газеты на украинском языке.
Скоба пробежал глазами заголовки: «Уборка на Волыни», «Помощь безлошадным».
— «Утаивают землю, — прочитал он вслух и глянул на Чурина: дескать, интересное что-то, послушай. — Микита Костюк пролез в члены сельрады, утаил три гектара земли, а голова другой земельной громады Прокоп Полищук — два гектара. Как видно, эти «активисты», пробравшись в члены сельского Совета, утаили для себя землю, воспользовавшись тем, что сами распоряжались наделом, то есть обмером. А своя рука, говорят, владыка».
— Ну и что ты понял? — очень заинтересовало Чурина.
— Не дурак Микитка, пролез к власти и украл три гектара земли. Это уметь надо.
Анатолий Яковлевич безнадежно махнул рукой.
— А чего зевать-то? — взялся чуть ли ни убеждать Скоба. — Если можно столько земли оттяпать или утаить, значит, девать ее некуда. Три гектара! Это не три мешка с овсом. На что он рассчитывал?
— На что ворюга рассчитывает, не знаешь?
— Так это же земля, люди-то видят, как же он ее оттяпал? На ней работать надо… Чудно, у собственников лишки земли отобрали, там счет знают, вплоть до маслобойки и крупорушки. Где же ваш, сам говорил, контроль и учет?
— Разоблачили хапуг, как видишь, проконтролировали, надо понимать. А ты спрашиваешь, Лука, зачем нужен кассир. Водятся еще у нас такие, которые могут хапнуть — украсть.
— Где их нет?
— Это не ответ, — возразил Чурин. — Борется с этим Советская власть с первых дней, как со своим наиглавнейшим злом — пережитком от прежнего режима. Изживем мы частнособственническое «мое». Основа Советской власти — это коллективное «наше».
— Как же вы изживете, Анатолий, когда дите и то кричит «мое»?
— Так мы же не изживаем в людях «мое», не искажай. Не своди взрослый разговор на детское мышление, — решил закруглить Чурин. — У нас вон в детском саду ребятишки такие коллективные…
— Колхоз — не детский сад, Толя. Подумать, люди, каждый туда вложил свое, стало наше, а кто-то в верхи пролез, вроде Микитки Костюка, оттяпал себе из «нашего», сделал «мое», когда-то его накроют, да и поймают ли?..
— Для этого у нас есть закон, который оберегает и личную собственность, и общественную, государственную. Так что не сомневайся, у Советской власти порядок строгий. Другое дело, у нас после такой войны прорва всяких прорех и забот, не до всего доходят руки. И вы, бандюги, не даете людям спокойно жить… Разумеешь ведь все.
— Всего не уразумеешь, — серьезно, с пониманием произнес Скоба.
— Уясни главное: в материальной основе Советского государства стоит коллективная собственность, коллективный труд. Наше! В этом наша крепость и сила, которая фашистскую Германию одолела. И все одолеет. Понимать должен.
— Что сообща, всем миром, это конечно… — уверенно согласился Скоба.
— Ага, соглашаешься!.. Так вот, у нас, у коммунистов — от коммуны это слово, от единого, — все сообща с народом и при его поддержке, чего не было, нет и не будет у вас, бандеровцев-бандитов, как точно прозываетесь по фамилии Бандера, потому вам и требуется в страхе людей держать, сохранять в них, так сказать, повиновение.
— Вы-то разве не держите в повиновении? Чуть чего, сразу в тюрьму… — задело Скобу. — И насчет поддержки народа еще надо поглядеть.
— Смотря какое «чуть чего» и как его понимать, Лука Матвеевич, — загорячился Чурин. — И глупость ты несешь насчет сомнения в поддержке народа, на что я мог бы не обращать внимания, но у меня цель открыть тебе глаза на истину. Не пугалом, а объяснением действуем.
— Ну, давай, просвещай, — с вызовом приготовился слушать Скоба.