Тропик Динозавра

Я заплатил взрослым по двадцать тугриков, насыпал детям конфет в подставленные ладошки. Борта МАЗа подняли, скрепили цепями, покрыли груз брезентами и обвязали веревками. Войтек и я сразу же после ужина у Будэ собирались выехать в Далан-Дзадгад. Наутро Пэрлэ с Сайнбилигом вдвоем должны были отправиться прямо в Тугрик.

Я наблюдал за Будэ, как он сидит на подложенной под себя ноге, согнув другую в колене, и готовит лапшу для супа, размешивая муку с водой, на печурке уже кипел бульон из сушеного мяса. Полоски такого мяса висели на веревочках под сводом юрты. Справа от входа, на женской половине, копошились дети.

Рассматривая эту тихую, сумрачную, освещенную слабым мерцающим светом монгольскую юрту, наполненную голосами детей, я понял, что она — истинное воплощение всего, что связано с понятием «дом», «семейный очаг», «прибежище», о котором мы мечтаем в глубине души. Устойчивые, заглушающие звуки стены, сводчатая форма пещеры, но без каменного холода, пушистая обивка из войлока, свалянной шерсти, похожая на мех или шкуру животного, к которой можно прильнуть и с которой, возможно, связаны какие-то ощущения, идущие из глубокой древности. Пол такой же мягкий, глушит шаги. Это должно вселять уверенность, если допустить, что в нас еще живет страх перед опасностью, что наше убежище обнаружат. Мягкий красноватый свет пламени не режет глаз. Само наличие огня вызывает чувство надежной защиты. Семья в сборе, сонные дети — все укрыты в скорлупе, ограждающей их от остального мира, выдерживающей ураганы, защищающей от мороза и зноя.

При этом они подумывали о переезде в Улан-Батор, о жизни в трехмерной коробке с холодными стенами.

Мы проголодались и с удовольствием принялись хлебать из мисочек горячую лапшу с мясом и луком. Ели молча, слышно было только чавканье да шмыгание носами. Сайн! — приговаривал я. Это была одна из картин уходящей в прошлое монгольской культуры: низкие столики, мисочки из карельской березы, оправленные в серебро, сидение на войлоке, скрестив ноги, манера подносить миску ко рту обеими руками, опершись одним локтем о колено, пальцами искать в ней кусочки желтого жира, залпом пить кумыс и маленькими глотками чай; манера подсучивать рукава дэли, рыться за пазухой в поисках табакерки или трубки, нюхать табак с указательного пальца, не чихая; потчевать гостей твердым, как камень, печеньем, смешанным с таким же сухим сыром.

О предреволюционном периоде истории Монголии принято говорить, что страна эта остановилась на уровне феодализма, отличалась косностью, в течение веков не знала изменений в государственном устройстве и образе жизни и прямо из тьмы средневековья шагнула в двадцатый век. Это объясняется многими социальными и историческими причинами. Мне пришло в голову, а что, если попытаться оценить подобные явления в категориях, взятых из природы. Что означает такое постоянство в жизни вида или группы видов на определенной территории?

Чтобы просуществовать так долго без серьезных эволюционных изменений, группе животных надлежит хорошо приспособиться к определенной среде. Изменения этой среды должны быть не настолько глубоки, чтобы вызвать изменение характерных особенностей жизни данной группы. Если этот несколько упрощенный принцип применить к кочевникам, легко заметить, что такое состояние равновесия между природной средой степей Центральной Азии и их пастушеским населением сохранялось постоянно. Образ жизни монголов, питание, отношения между людьми и система власти были отработаны таким образом, что не требовали совершенствования. Естественная среда не менялась. Степь всегда оставалась все той же степью с ее постоянным континентальным климатом и тем же средним количеством кормов. Поголовье животных было сравнительно стабильно, население по ряду причин не росло, и здесь не возникало напряжений, которые сопровождают чрезмерную скученность.