Просыпаясь в этот день, я чувствовал на своих закрытых глазах водяную тяжесть утреннего света. Я раскрыл глаза и мгновенно потонул в светлой комнате, протараненной косым солнечным столбом. В пылевой столб солнечного света влетали чёрные мухи и вспыхивали, треща, как электрические разряды. Прямо передо мной на стене висела «Незнакомка» Крамского. У неё вызывающе презрительный взгляд. Этим взглядом она смотрела в мою жизнь и мне становилось стыдно. В жизни я однажды встретил «незнакомку», но у неё не было такого презрительного взгляда. У неё был бездумный улыбающийся взгляд и розовые от помады зубы. Я не любил людей, которые слишком часто улыбаются. Это наводило на подозрение об их интеллектуальной неполноценности. Когда я увидел [Олю] эту девушку в первый раз, то был ошеломлён.
— Девушка, вы сошли с картины Крамского. Я не верю, что вы живая. Дайте я вас потрогаю.
— Не выдумывайте, — [строго сказала] предупредила она после того, как я поцеловал её в розовые от помады улыбающиеся зубы, — я простая [девушка] такая же, как все, и даже не в школе интернате.
— Прошу вас, не читайте ради бога больше стихов, — сказала она во второй раз, — я ничего не понимаю.
Я с презрением [посмотрел] [взглянул] на неё. У неё был второй подбородок, как у жабы, хотя ей шёл всего двадцатый год. А ведь я ей совсем недавно твердил что-то о великом удивительном противостоянии искусства и жизни!
Когда я просыпался, я каждый раз встречался с этим презрительным взглядом кисти Крамского — попробуй-ка отвести свои глаза! — раскачавшись, я спрыгнул с кровати и подошёл к раскрытому окну. Плыли холодные айсберги медлительных облаков. Сосед Алик крутил дежурные пластинки. Я отчётливо слышал чердачные звуки адаптера — это он пробовал пальцем корундовую иглу. Потом хлынула, дрожа и изгибаясь, тропическая, женственная знойность блюза.
— Сегодня поедем за маслиной, — сказал мне Алик, — уже зацвела. У неё сейчас парфюмерный запах.
Алику столько же лет, сколько и мне. Он любит….
ПЕЧАЛЬНЫЕ ГЛАЗА
Слушатель Литературных курсов бродил по общежитию, не зная куда себя девать. Женщина, которую он бросил, засыпала его телеграммами и грозила приехать. — Какие у тебя печальные глаза! — сказал ему встречный товарищ. — Я уже видел такие глаза. Хочешь, расскажу, как это было?
И рассказал. Вот его рассказ.
— Осенью это было, мой друг. Жил я в городе, встретил приятеля: — Куда идёшь? — спрашиваю. — В деревню, поедем со мной. Автобус как раз отходит, — и сделал некоторые движения руками и лицом. По этим движениям было ясно, что в деревне ожидается выпивка. Поехали. Действительно, выпивка! То ли день рождения, то ли ещё что-то, я не помню. Помню, что сильно напился и собрался ехать домой. Когда я напьюсь, меня всегда куда-то тянет. — Да куда ты? Уже поздно, и автобусы не ходят до города! — стали меня удерживать. — Нет! — я должен, я пойду пешком! и я вырвался из цепких рук друга и его друзей, хозяев. Дальше я ничего не помню… Проснулся я от какой-то тесноты. Что за чёрт, даже повернуться нельзя! Открыл глаза, вижу просвет — это двор, залитый лунным светом. Я лежу в собачьей конуре, свернувшись калачом, а прямо напротив меня сидит огромный пёс и смотрит на луну. И такими печальными глазами смотрит, что я чуть не зарыдал. Ну, думаю, не один я страдалец на земле…
Да, вот и у тебя такие глаза, как у того пса, — закончил рассказ товарищ.
ДНЕВНИК. 1961 ГОД
Хочу — всё.
Могу — всё.
Имею — я.
Люблю только свежесть, поиск.
Презираю серость.
Для себя оставляю ненависть, ибо она надёжна.
Что такое дневник, не знаю, поэтому знать не хочу. Если не помешает рассредоточенность, которую обыкновение называет ленью, буду записывать наблюдения, размышления, нюансы, всё — себя.
16 марта 1961
Честность и трусость — одно и то же. Чтобы остаться честными, мы становимся трусами. Мы не хотим, боимся идти на риск, на авантюру; мы, чтоб оправдать себя, вдруг вспоминаем, что лучше остаться честными людьми. И мы становимся от трусости благоразумными. Благоразумие есть трусость. Трусость сделать рискованный шаг в сторону (а отклонения от мерила обычности освещают дорогу разуму в поисках истины — по Эдгару По), который нам кажется неверным, мы называем благоразумием.
Нескромность говорит об индивидуальности (что само по себе интересно), о развитом чувстве собственного достоинства, о гордости. Нескромность к субъекту приходит от его объективности. Нескромности от субъективизма как таковой нет. Трудно быть оригиналу в обществе. Гордость и нескромность выходят одно из другого. Объективность стоит рядом.
Объективность субъекта, пожалуй, субъективна и располагает к нескромности. Гордость очень субъективна, у неё нет объективности.
Мудрость — это сущая трусость. Мы проявляем мудрость там, где боимся ошибиться. А когда нам нечего бояться, мы ведём примитивный, глупый, бесцветный образ жизни. На глупость нас толкает благоразумие. Мудрость (она же благоразумие) в таком случае просто не честна.