Тропы вечных тем: проза поэта

Раньше было иначе. Помню, как лет пятнадцать назад один мой знакомец в разговоре негодовал на цензуру, запрещающую и вычёркивающую в стихах слово Бог. «Слово русский тоже», — добавил я, относя слово русский не только к национальной, но и к духовной категории, на что мой знакомец, космополит в душе, решительно не обратил внимания, но потом вдруг заметил, что, пожалуй, цензура правильно делает: сама того не ведая, она следует евангельскому завету. Не поминай имя Господа всуе.

Остроумное замечание! Жаль, что, как всё остроумное, оно лишено глубины. Снижение духовности в поэзии советского периода бросается в глаза. Оно сказалось на Н. Рубцове. В его знаменитой национальной строке: «Россия, Русь! Храни себя, храни!» — духовный поток как бы срезан цензорскими ножницами. Раньше-то люди всегда обращались к высшей категории. Я уже не говорю о высоте таких обращений, как «Боже, царя храни» или «Боже, храни королеву». Есть другой пример. Так, 22 июня 1941 года многие белоэмигранты, узнав о нападении Германии на нашу Родину, истово молились в храмах и домах: «Боже, спаси Россию!» Это куда выше рубцовского заклинания.

Падение духовности началось с того, что родовое имя великой державы было подменено безликой аббревиатурой. Отчуждение от Родины выразила А. Ахматова в своём маниакальном «Реквиеме»:

А если зажмут мой измученный рот,Которым кричит стомильонный народ,Пусть также они поминают меня…

А если когда-нибудь в этой странеВоздвигнуть задумают памятник мне,Согласье на это даю торжество…

Конечно, ни народа, ни родной страны поэтесса не видит. А народ, тоже, выходит, живущий в «этой стране», тут служит подсобным акустическим усилителем, вроде микрофона. Для себялюбивой поэтессы не важны ни они, ни даже народ, а важна только она сама… Кстати, в последнее время выяснилось, кто такие они. Это они, «демократы» во главе с бывшим президентом бывшего СССР, вслед за Ахматовой стали называть нашу Родину отчуждённо этой страной.

Ныне, когда запрет цензуры снят, имя Божье часто поминают всует. Но, к счастью, А. Рудич и Н. Зиновьев избежали греха суетной моды. У них высокие слова не стоят на низком месте. Если первый помещает пророка на небе, то второй воздымает очи ввысь, на Бога. Такова духовная вертикаль их поэтического видения. А это кое-что да значит.

Желаю им мужества в жизни, удач на литературном поприще.

1993

<О СТИХАХ ИГОРЯ ТЮЛЕНЕВА>

В стихах Игоря Тюленева ветвится ствол характера и судьбы. Если его характер принадлежит ему, то его судьба неотделима от судьбы Родины.

Родина, память твоя глубока.Страшен глубинный путь.Туда, где блестит Аввакума строка,Каждому не донырнуть.

Поэт часто стоит над глубиной. Глубина эта многослойна: за тонким слоем детства таится слой родовой памяти, а ещё глубже зияет, поблескивая, толща отечественной истории, русской старины. Именно оттуда явился эпический образ русского мужика, который

У Бога милости не просит,Но и своё не отдаёт.

В этой национальной жизнестойкости — залог будущего. Поэт чуток, отзывчив на чужую боль. Вот женщина печально читает письмо; проза жизни мгновенно переходит в поэзию:

Но слезинка на строчку упалаИ заставила слово дышать.

Читатель! Это уже не чужая боль. Она уже наша с вами. Такова магия слова, такова воля поэта.

1993

<О СТИХАХ ЮРИЯ ПАНКРАТОВА>

Поэт Юрий Панкратов заявил о себе ещё в пятидесятых годах. Его дебют был поистине ошеломляющим. Его стихотворение «Страна Керосиния» (сатира на соцсистему, ещё тогда!) стремительно обошло огромную читательскую массу вплоть до лагерей. Людям хотелось свежего слова, и они его услышали. Правда, за свою лихую сатиру поэт сильно получил по шапке от властей предержащих, но, однако, устоял. Порвал со своим окружением (Евтушенко, Ахмадулина) и стал держаться особняком, отдавшись целиком поэзии.

В стихах Юрия Панкратова чувствуется культура. Цветок и Вселенная — таков диапазон его поэтического видения. Его маленькое стихотворение «Пастух» выдерживает сравнение с античной классикой. Слово он чувствует на вкус, на звук, он как бы осязает слово.

Мир поэта многоцветен, напоён ароматом поля и леса. Подобную радость бытия ощущали древние греки.

Поэма «Зеркала» написана с виртуозным мастерством. Это сатира с прорывами в онтологические глубины бытия. По прочтении этой поэмы остаётся ощущение некой тайны жизни ли, слова ли, к которым прикоснулся.

1995

ОТЗЫВ О СТИХАХ МАРИНЫ ГАХ

Марина Гах — состоявшаяся поэтесса. Её поэтический мир достаточно широк и глубок и расположен между двумя магнитными полюсами: памятью и забвением. Внешне он живописен: