Являться родственником Троцкого почти всегда было опасно. Это быстро поняла его родня уже в годы Гражданской войны. В феврале 1920 года в поезде Троцкого приняли шифротелеграмму из Одессы: «По приказу Деникина в ноябре 1919 года была арестована семья тов. Троцкого, состоящая из дяди Герша Леонтьевича Бронштейна, его жены Рахили, арестованных в Бобринце, и двоюродного брата Льва Абрамовича Бронштейна – коммуниста. Отправлены в Новороссийск в качестве заложников. По некоторым сведениям обменяют их на племянника Колчака. Родственники арестованных просят принять срочные меры к их освобождению путем обмена заложников.
Ревком Одессы Павел Ингулов»{80}.
Телеграмма до Троцкого не дошла: он был в войсках. А возможные меры принял Бутов.
Высокий взлет Троцкого ближайшие члены семьи встретили восторженно. До появления «левой» оппозиции осенью 1923 года любая принадлежность к роду Бронштейна-Троцкого, знакомство с его близкими вызывали у революционной молодежи благоговейный трепет, уважение и чувство причастности к чему-то великому. Количество родственников росло: у людей знаменитых их всегда почему-то много. Объявлялись все новые и новые, которых Троцкий мало или совсем не знал:
«Глубокоуважаемый Лев Давидович!
Я, Гинзбург М.Л., из Екатеринослава (муж Вашей кузины Ольги Львовны, урожденной Животовской) и мне необходимо Вас видеть по неотложному для меня делу, очень прошу Вас, не откажите мне уделить несколько минут времени и принять меня.
2/УШ-21 г.
С глубоким уважением к Вам
Как выяснилось, семью Гинзбургов преследовали, и она сильно бедствовала. Такие письма не были редки.
Но особенно тянулись к Троцкому его дочери – Нина и Зинаида. Они самоотверженно, как могли, защищали отца, когда его начали резко критиковать в печати. Они редко ему докучали просьбами, хотя все время нуждались материально. Троцкий переживал личную драму, по-своему любя дочерей от первого брака, с А.Л. Соколовской, и двух сыновей от второго, с Н.И. Седовой. Первая и вторая жены Троцкого естественно испытывали сильное, хотя и терпимое, взаимное отчуждение. И Троцкому приходилось соблюдать определенный такт, чтобы не вызывать всплеска женских эмоций.
Отец изредка слал телеграммы-поздравления ко дню рождения дочерей, но практически не принимал участия в их воспитании. Дочери выросли с обостренным чувством гордости за великого отца. Но ощущение некой семейной «второсортности» вызывало чувство обиды на мать, на отца, на свое двусмысленное положение.
Младшая Нина умерла в июне 1928 года, когда Троцкий находился в ссылке в Алма-Ате. Ей было всего 26 лет… Ее муж – Невельсон (его имя мне, к сожалению, установить не удалось) – уже был к тому времени арестован, а в последующем – расстрелян. Никто, кроме сестры, не оказывал ей серьезной помощи. Клеймо мятежного отца усугубило ее положение отверженной и ускорило кончину. Думаю, что смерть от туберкулеза «спасла» Нину от лагерей и ссылок. Ее дочь Волина, родившаяся в 1925 году, по некоторым данным, была у бабушки А.Л. Соколовской, но затем, когда Соколовскую арестовали и сослали, следы внучки затерялись, и судьба ее неизвестна. Может быть, она еще жива, но не знает, пройдя детдомовские «университеты», ни своей подлинной фамилии, ни происхождения? Троцкий узнал о смерти дочери лишь через несколько недель и сильно переживал, понимая, что его поражение в политической борьбе – едва ли не главная причина трагической развязки. Тем более что Зинаида послала отцу телеграмму: «Нина все время тебя зовет, надеется, что если увидит тебя, то исцелится…» Но телеграмму ссыльному вручили лишь через 73 дня после ее отправления, а сам он находился фактически под стражей. С кончиной Нины началась длинная череда смертей в семье Троцкого, которые страшными, роковыми вехами отметят весь его дальнейший путь.
Зинаида, на руках у которой скончалась сестра, была надломлена трагической переменой в судьбе семьи: ссылка отца, арест мужа, Платона Волкова, смерть сестры, болезнь сынишки, беспросветная нужда и положение отверженной. К тому же у нее самой был туберкулез. Молодая женщина стала пытаться уехать с сыном к отцу в Турцию. После долгих мытарств и унижений ей удалось добиться разрешения на выезд, И в январе 1931 года она приехала с сыном к отцу на Принкипо. К этому времени у нее начали появляться признаки и психической неуравновешенности. Последние годы Зина, как и ее младшая сестра и мать, жили в условиях морального террора. К туберкулезу присоединились глубокая депрессия, истерические припадки. Зинаида тосковала о дочери, оставленной в Москве, ничего не знала о судьбе мужа. Ей казалось, что отец тяготится ее присутствием. Она прожила на острове с отцом десять месяцев, но глубокой родственной близости не появилось… Несмотря на все старания Троцкого, отчужденность в отношениях Натальи Ивановны и Зины не исчезла.