Следователь волновался. Руки сами по себе, машинально, перекладывали на столе бумаги. Гольст поймал себя на мысли, что прислушивается к каждому звуку в коридоре. Он еще и еще раз перебирал в голове, какие факты и улики он может предъявить Дунайскому, которые могли бы прозвучать твердо и убедительно.
Помимо того, что было уже известно до разговора с соседями Валериана Ипатьевича и обсуждено с Сапожниковым, два обстоятельства окончательно убедили Гольста в правоте его догадки: история с платьем и поведение Дунайского 13 июля, то есть на следующий день после исчезновения жены.
Георгий Робертович никак не мог представить, что Нина, собираясь уехать от мужа куда-то, не забрала бы из ателье уже готовое платье. С ее-то и без того скудным гардеробом. Напрашивался всего один вывод: никуда она ехать не намеревалась и не уезжала.
Второе. Из всего услышанного следователем о характере и натуре Дунайского вытекало, что это волевой, умеющий сдерживать свои чувства человек. И вдруг он сам изливается перед Брендючковым о побеге жены. Да еще в таких подробностях, которые уважающий себя мужчина опустил бы.
Что это – истерика? Допустим. Но ведь прошел день! Конечно, Нина могла уйти. Однако здравомыслящий, сдержанный человек, скорее всего, постарался бы убедить себя, что жена может еще одуматься, раскаяться в своем поступке и вернуться!
Значит, это была, по всей вероятности, хорошо задуманная инсценировка. Варил себе спокойно сосиски, а тут появляется сосед. И Дунайский, видимо, заранее проигравший в голове сцену неутешного горя брошенного мужа, «выворачивает» ему душу. Со слезами и трагическими нотками в голосе.
Георгий Робертович вынул из ящика стола ордер на арест Дунайского, хотел вложить в папку с делом об убийстве Амировой, но потом раздумал и положил на место.
«И все же понадобится он или нет? еще и еще раз спрашивал себя следователь.– Что, если допрашиваемый приведет такие доводы, которые опровергнут мои убеждения? Может быть, действительно убийца не он? Тогда не поздоровится ни мне, ни прокурору города».
В дверь постучали. И Зенкевич, оставив Дунайского в кабинете наедине с Гольстом, вышел.
– Здравствуйте, Валериан Ипатьевич,– вежливо поздоровался Гольст и предложил ему сесть.
– Добрый день,– с улыбкой (как показалось Гольсту, деланной) ответил Дунайский.– Какие на этот раз будут вопросы?
– В отношении вашей жены,-спокойно сказал Гольст.
Дунайский сидел, положив ногу на ногу, в добротном кителе, которые носили теперь многие из служащих, в галифе и сапогах. Китель был шевиотовый, сапоги – хромовые. Из-за этой полувоенной формы он совсем не походил на врача.
– Да?– чуть помедлив, сказал Валериан Ипатьевич.
Гольст отметил, что Дунайский хорошо выбрит, подтянут. Но в этой подтянутости не ускользнула от следователя едва уловимая нервная напряженность.
– Вы знаете, что возбуждено уголовное дело в связи с ее исчезновением?– продолжал Георгий Робертович.
– Не знаю, но догадываюсь… И чем я могу быть полезен?
– Требуются ваши показания об обстоятельствах исчезновения Нины Арефьевны Амировой.
– Я об этом рассказывал. И неоднократно,– вскинул брови Дунайский.
– А теперь сделайте это официально, для протокола. И прошу, подробнее.
– Что именно вас интересует? – спросил Дунайский.– Право, не знаю, с чего начать…
– Как познакомились, как у вас складывались семейные отношения… В общем, все, вплоть до того, как она пропала.
– Ну что же… Пожалуйста.– Он тронул пальцем чернильный прибор на столе.– Встретились мы случайно. Можно сказать, в совсем неподходящей для этого обстановке… Меня пригласили прочесть лекцию на автозаводе. Знакомый инженер…
И Дунайский рассказал то, что уже было известно Гольсту: автозавод, вечер отдыха, лекция, танцы…
– Нина мне понравилась сразу. Получилось как у молодого – любовь с первого взгляда,– продолжал Валериан Ипатьевич.– Признаюсь, Георгий Робертович, вначале мне казалось, что судьба меня осчастливила. Чистое, неиспорченное существо. Притом красива, стройна, молода. И хозяйка хорошая. Женился я немолодым, когда уже выбираешь… Думал, выбрал по сердцу и душе. Думал,– Дунайский горько усмехнулся.– Хорошо сварить щи, быть смазливой – как это мало для счастья… Нет, в принципе я против Нины не имел ничего. Она вполне могла устроить человека, для которого духовные запросы имеют самое последнее место в жизни. Я знаю многих, которых интересует лишь быт. Увы, я не таков…