Труженики моря

Затем все судно погрузилось в туман. Солнце стало чем-то похожим на большую луну. Вдруг все заскрежетали. Пассажиры и матросы надели свое верхнее платье. Море, почти без зыби, дышало холодной угрозой спокойствия. Кажется, что в этой излишней тишине есть какой-то намек. Все было белесовато и бледно. Черная труба и черный дым боролись с этой мертвенностью, охватившей корабль.

Отклонение к востоку не имело более цели. Капитан опять взял курс на Гернсей и прибавил паров. Гернсейский пассажир, прохаживаясь около камеры, услыхал разговор негра Эмбранкана с его товарищем. Пассажир стал прислушиваться. Негр говорил:

— Сегодня утром, на солнце, мы шли тихо, а теперь, в тумане, идем скоро.

Гернсеец возвратился к сьеру Клубену.

— Капитан Клубен, не в обиду будь сказано; не слишком ли мы прибавляем паров?

— Что делать, сударь? Надо же наверстать время, потерянное этим пьяницей рулевым.

— Это правда, капитан Клубен.

И Клубен прибавил:

— Тороплюсь прийти на место. И в тумане худо; а будет хуже, как застигнет ночь.

Гернсеец возвратился к малойцам и сказал им:

— У нас отличный капитан.

По временам большие хлопья тумана, словно расчесанные, тяжело опускались и скрывали солнце. Затем оно появлялось, бледнее прежнего и как бы больное. Небольшие клочки неба, которые можно было разглядеть, походили на грязные воздушные подзоры старой театральной декорации.

«Дюранда» прошла мимо кутера, бросившего якорь из предосторожности. То был «Шильтил» из Гернсея. Хозяин кутера заметил скорость хода «Дюранды». Ему показалось также, что она была не на настоящей дороге. Ему думалось, что она слишком уклонилась к западу. Этот корабль, шедший на всех парах в тумане, удивил его.

Часа в два туман был так густ, что капитан должен был сойти с мостика и подойти к рулевому. Солнце исчезло; все подернулось туманом. На «Дюранде» была какая-то белая тьма. Не видно было ни солнца, ни моря.

Ветра уже не было.

В кружке со скипидаром, повешенной на кольце под мостиком меж тамбурами, не было заметно ни малейшего дрожания.

Пассажиры умолкли.

Однако парижанин напевал сквозь зубы песню Беранже.

Один из малойцев заговорил с ним.

— Вы из Парижа?

— Да.

— Что поделывают в Париже?

— В Париже все идет навыворот.

— Значит, на земле то же, что на море.

— Это, конечно, прескучный туман.

— Который может бед наделать.

Парижанин вскрикнул:

— Мне кажется, что Бог забыл нас.

Капитан Клубен, подошедший к обоим собеседникам, положил руку на плечо парижанина.

— Тс! — сказал он. — Берегитесь, сударь, ваших слов. Мы на море.

Затем опять уже не сказал ни слова.

Через пять минут гернсеец, который все слышал, прошептал на ухо малойцу:

— И капитан набожный!

Дождя не было, а все продрогли от сырости. Пройденный путь замечался только по усилению неудобств. Казалось, что вступали в область печали. Туман водворяет тишину на океане. Он усыпляет волны и заглушает ветер. В этой тишине храп «Дюранды» имел в себе что-то тревожное и жалобное.

Судов не встречалось более. Если издали, со стороны Гернсея или близ С<ен->Мало, и были какие-нибудь суда на море, вне тумана, то для них «Дюранда», погруженная в мглу, была невидима, и длинная струя дыма, не связанная ни с чем, казалась им черной кометой на белом небе.

Вдруг Клубен крикнул:

— Негодяй! Ты сделал неверный поворот. Ты сделаешь у нас аварии. Тебя следовало бы заковать в цепи. Пошел прочь, пьяница!

И он взялся за скобу.

Пристыженный рулевой уплелся к передним снастям.

Гернсеец сказал:

— Вот мы и спасены.

Пароход мчался с прежней быстротой. Около трех часов туман снизу начал приподниматься и море стало опять видно.

— Это мне не нравится, — сказал гернсеец.

В самом деле, туман может быть приподнят только солнцем или ветром. Солнцем — хорошо; ветром — гадко. Но для солнца было уже слишком поздно. В три часа в феврале солнце слабеет. Возобновление ветра в эту критическую минуту дня маложелательно. Оно бывает часто предвестником урагана.

Однако был ветерок, едва ощутительный.

Клубен цедил сквозь зубы:

— Нельзя терять времени. По милости этого пьяницы мы запоздали.

Впрочем, лицо его было решительно без всякого выражения.

Море было не так спокойно под туманом. В нем можно было разглядеть несколько волн. Ледяные прокаты плавали по воде. Эти хлопья света на волнах тревожат моряков. Они указывают на разрывы, сделанные верхним ветром в высшем слое тумана. Туман приподнимался и опять оседал, гуще прежнего. По временам он был совершенно непроницаем. Корабль был окружен настоящей ледяной горой тумана. Порой раскрывался страшный круг, словно клещи, показывал часть горизонта, потом закрывался опять.

Гернсеец, вооруженный своей подзорной трубой, стоял, как часовой, напереди судна.

Появился просвет и потом исчез.

Гернсеец обернулся, смущенный.

— Капитан Клубен?

— Что такое?

— Мы держим курс прямо на подводные скалы Гануа.

— Ошибаетесь, — сказал хладнокровно Клубен.

Гернсеец стоял на своем:

— Я в этом уверен.

— Невозможно.

— Я сейчас видел эту скалу на горизонте.

— Где?

— Там.

— Там открытое море. Невозможно.

И Клубен продолжал держать курс на пункт, указанный пассажиром.