Читаем Труженики моря полностью

— Обличили бы себя в незнании светских обычаев. Мы называем Корвина, секретаря казначейства, малым с тележкой. Даниель Уэбстер имеет прозвище Дик Черный. Что касается до Уинфильда Скотта, то, так как после победы его над англичанами при Чиппуэ первой мыслью его было сесть за стол, то мы называем: Скорей-тарелку-супу.

Клочок тумана, замеченный вдали, увеличился. Он занимал теперь на горизонте сегмент градусов в пятнадцать. Точно облако, стлавшееся на воде ради безветрия. Ветра уже почти вовсе не было. Море было гладко. Хотя не наступил еще полдень, но солнце бледнело. Оно светило, но уже не согревало.

— Я думаю, — сказал турист, — что погода переменится.

— Пожалуй, дождик будет, — заметил парижанин.

— Или туман, — возразил американец.

— Милостивый государь, — объяснил турист, — в Италии всего меньше падает дождя в Мольфетте, а всего больше — в Тольмеццо.

В полдень, по обычаю, соблюдаемому на архипелаге, зазвонили к обеду. Обедал кто хотел. Некоторые из пассажиров имели с собой свои дорожные припасы и весело покушали на палубе. Клубен не обедал.

Между едой разговоры шли своим чередом.

Гернсеец, желая подделаться к раздавателю Библий, подошел к американцу. Американец сказал ему:

— Вы знаете это море?

— Конечно, я здешний.

— И я также, — сказал один из жителей С<ен->Мало. Гернсеец поклонился в знак согласия и продолжал:

— Теперь мы вышли на чистую воду, но я не был бы рад туману, когда мы были на высоте Минкье.

Американец сказал жителю С<ен->Мало:

— Островитяне лучше знают море, нежели береговые жители.

— Это правда; нас, береговых, оно хлещет вполовину.

— Что это такое Минкье? — продолжал американец. Житель С<ен->Мало отвечал:

— Это прескверные камни.

— Есть тут также Грелеты, — сказал гернсеец.

— Еще бы! — возразил житель С<ен->Мало.

— И Шуасы, — прибавил гернсеец. Житель С<ен->Мало расхохотался.

— Если уж на то пошло, так есть и Дикари.

— И Утки, — вскричал малоец.

— Милостивый государь, — возразил вежливо гернсеец, — у вас на все готов ответ.

— Малойцы зубасты.

Сделав этот ответ, малоец подмигнул глазом.

— Неужели нам надо будет проходить через все эти скалы?

— Нет. Мы их оставили на зюйд-зюйд-весте. Они позади нас.

И гернсеец продолжал:

— Считая большие и малые пороги, Грелеты имеют всего пятьдесят семь вершин.

— А Минкье сорок восемь, — сказал малоец.

Здесь разговор сосредоточился между малойцем и гернсейцем, но в это самое время громовой голос крикнул:

— Ты пьян!

IV

Все оглянулись.

Это капитан закричал на рулевого.

Сьер Клубен никому не говорил «ты».

Такое обращение Клубена с рулевым Тангрулем значило, что капитан был очень рассержен или хотел таким казаться.

Взрыв гнева впору да вовремя снимает ответственность, а иногда и слагает ее на другого.

Капитан, стоя на мостике между двумя тамбурами, сверлил глазами рулевого. Он повторил сквозь зубы: «Пьяница!» Честный Тангруль потупил голову.

Туман между тем распространился. Он занимал теперь почти половину горизонта. Он расползался по всем направлениям вдруг; в тумане есть что-то похожее на каплю масла. Этот туман ширился нечувствительно. Ветер подгонял его не торопясь и без шуму. Он мало-помалу завладел океаном. Он приближался с северо-запада и был перед носом судна. Это был как бы обширный обрывистый берег, подвижный и прозрачный. Он выделялся на море, как стена, не было видно определенной точки, где вода входила под туман и исчезала из-под него.

Точка вступления в туман была еще в какой-нибудь полумиле расстояния. Если бы ветер переменился, то можно было избежать погружения в туман, но ему надо перемениться сейчас же. Пространство в полумиле видимо наполнялось и уменьшалось; «Дюранда» подходила; подходил и туман. Он шел к кораблю, и корабль шел к нему.

Клубен приказал прибавить паров и повернуть к востоку.

Таким образом, несколько времени шли у окраины тумана; но он все подвигался. Однако судно все еще было среди полного солнечного света.

Время терялось в этих движениях, которые с трудом могли иметь успех. Ночь в феврале наступает рано.

Гернсеец рассматривал этот туман. Он сказал малойцам:

— Какой славный туман!

— Сущая нечистота на море, — заметил один из малойцев. Другой малоец прибавил:

— Вот уж это так портит переправу.

Гернсеец подошел к Клубену.

— Капитан Клубен, я боюсь, чтобы нас не настиг туман.

Клубен отвечал:

— Я хотел остаться в С<ен->Мало, но мне советовали отправиться.

— Кто такой?

— Старожилы.

— В самом деле, — сказал гернсеец, — вы были правы, решась отправиться. Кто знает, быть может, завтра будет буря? В эту пору можно ожидать кой-чего и похуже.

Несколько минут спустя «Дюранда» вошла в область тумана.

То была странная минута. Стоявшие позади вдруг перестали видеть бывших впереди. Мягкая серая перегородка разделила судно надвое.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза