Смерть Богдана Хмельницкого в конце июля 1657 года остановила нараставшее обоюдное разочарование и положила конец целой эпохе. При всех бурных поворотах русско-польских отношений середины XVII века первый самостоятельный гетман Войска Запорожского, отвоевавший территорию будущей Украины у Речи Посполитой, не поднимал оружия против московского царя-единоверца. Хотя на словах он был готов сделать это не раз, всё списывалось на счет необузданного характера Хмеля. Иметь предводителя «черкас» в союзниках было выгоднее, чем во врагах — несмотря на его непостоянство, неисполнение обещаний и известное стремление выстроить особенные отношения с врагами Московского царства.
Новый год начинался в XVII веке, как известно, со дня Семена-летопроводца. Новолетие обычно отмечалось большим празднеством. Не стало исключением и 1 сентября 1657 года, когда начался 7166-й год по эре от Сотворения мира. Тем более что последний раз царь Алексей Михайлович праздновал новолетие в Москве еще четыре года назад, до начала своих военных походов. На этот раз торжество было дополнено пожалованием воеводы боярина Василия Петровича Шереметева — покорителя Полоцка. За его службу «в Литовских походех» он был награжден богатой шубой — «отласом золотным», а также кубком, 500 рублями денег и придачей к денежному окладу. Царь как будто извинялся перед отцом погибшего воеводы стольника Матвея Васильевича Шереметева. Во время осады Витебска Шереметев-старший прогневил царя Алексея Михайловича своей мягкостью по отношению к витебской шляхте, выпущенной им из города вопреки недвусмысленному указанию не щадить тех, кто сопротивлялся царским войскам. Царь все-таки послал тогда к воеводе с «милостивым словом и о здоровье спросить и с ратными людьми». Но хотя два витебских острога царские войска и взяли, показав «прилежною службу», организовать успешный штурм укреплений, где затворились оставшиеся защитники города, они смогли не сразу. Самого воеводу Василия Петровича ждал царский разнос за нарушение указа: «…позабыв нашу государскую милость к себе, нас, великого государя, прогневал, а себе вечное безчестье учинил, начал добром, а совершил бездельем». В общем, тогда, в апреле 1655 года, царь едва не казнил воеводу за ослушание и был готов отправить его в казанскую ссылку{391}
. Но в итоге распорядился всего лишь «пошуметь гораздо»: достаточным наказанием была потеря должности одного из главных полковых воевод русской армии в государевом походе. Геройская смерть сына всё изменила, и от прежнего царского гнева не осталось и следа{392}.17 сентября 1657 года в семье царя Алексея Михайловича и царицы Марии Ильиничны родилась дочь Софья, знаменитая в будущем своим регентством в Московском царстве и нарушившая многолетнюю традицию молчания женской половины Теремного дворца. Не было ли ожидание ребенка одной из причин, заставивших Алексея Михайловича остаться в столице и не ходить больше в далекие военные походы? Подобные умозрительные предположения имеют право на существование, но чаще всего они лишь уводят в сторону и вредят историческим исследованиям. Можно вспомнить другие обстоятельства, которые не могли не приниматься в расчет: они связаны с распространением новой волны чумной эпидемии. Например, летом 1657 года смоленских гонцов не пропускали далее Дорогомиловской заставы в Москве из-за боязни «морового поветрия», а привезенные ими документы переписывались, чтобы не занести с ними случайно болезнь во дворец. В итоге царь Алексей Михайлович указал войску оставаться на своих местах на Украйне{393}
. Мор в это время свирепствовал и в Вильно, по-прежнему находившемся под контролем царских воевод, и Риге, еще недавно осаждавшейся русской армией во главе с самим царем. Заставы, следившие за тем, чтобы не занести болезни в столицу, были поставлены в Новгороде. Москва оказалась наиболее безопасным местом по сравнению с разрушенными войной землями, где сложно было отыскать корм для войска в случае отправления его в новый поход, не говоря уже о постоянной угрозе эпидемии.